По наводке китаиста Ивана Зуенко ознакомился с замечательной статьёй за авторством легендарного Панцова и его коллеги Пивоварова из свежего номера журнала “Российское китаеведение”, посвященной секретным переговорам Мао и Хрущева в июле-августе 1958 в условиях охлаждений советско-китайских отношений.

Какие выводы из этой статьи можно сделать? Главный вывод заключается в том, что не идеология и не отношение к Сталину были основными причинами “раскола международного коммунистического движения”. Сталина, Ленина, диктатуру пролетариата, великую полемику и “защиту марксизма-ленинизма” китайцы включили уже постфактум, рассчитывая тем самым, - с помощью громких популярных лозунгов, - побороться с советским влиянием на международной арене. Много позже об этом будет писать разочарованный в Мао (который тоже оказался “ревизионистом”) албанский вождь Энвер Ходжа в своей книжке “Хрущевцы”:

“...В 1956 г. она (Компартия Китая) поторопилась захватить флаг ревизионизма и подставить ножку Хру­щеву с целью самой выступать в роли лидера в коммунистическом и рабочем движении. Однако, увидев, что в ревизионистском сорев­новании им нелегко справиться с патриархом современного ревизионизма, Хрущевым, Мао Цзэдун и его компания изменили тактику, сделали вид, будто они выбросили прочь пер­вый флаг, стали выступать «марксистами-ленин­цами чистой воды», пытаясь завоевать таким образом те позиции, которых им не удалось завоевать с помощью первой тактики. Когда и эта вторая их тактика пошла насмарку, они «выбросили прочь» и второй, якобы марксист­ско-ленинский флаг и выступили на арену та­кими, какими они были всю жизнь — оппор­тунистами, верными поборниками примирен­ческой и капитулянтской линии в отношении капитала и реакции…”

В общем-то, в момент 1958 года особых претензий идейного характера Мао к Хрущеву и не имел, как мы можем убедиться из статьи Панцова/Пивоварова. Более того: обвинив хрущевский СССР в проведении “великодержавного курса” в отношении Китая, Мао в беседе с советским представителем Юдиным собственно самого Сталина и назначил ответственным за установление неравноправных отношений между странами:

“...Потом он долго говорил 
о Сталине, о том, что тот настоял на образовании четырех совместных предприятий на территории КНР, установил контроль над Маньчжурией и Синьцзяном и не доверял китайцам вплоть до начала корейской войны в 1950 г., поддерживал «ошибочные 
линии Ван Мина», «не позволял нам делать революцию» (Мао сравнил эту «очень серьезную» ошибку Сталина с ошибкой Г.Е. Зиновьева, выступавшего против Октябрьской революции в 1917 г.), требовал помириться с Чан Кайши, а также третировал Мао во время его визита в Москву в декабре 1949 – феврале 1950 г. Ссылаясь на 
Хрущева, он даже заявил, что Сталин планировал разорвать отношения с Коммунистической партией Китая...”

Несмотря на то, что при Хрущеве в Китай усиленно пошла массированная и отчасти безвозмездная советская помощь (вплоть до передачи построенных ранее совместных предприятий в собственность китайского государства), Мао очень не понравились предложения о советских инвестициях в строительство китайского военного флота (в том виде, в каком эти предложения понял сам Мао, вообразив что речь идет о “совместном флоте”), и…опять же худым словом было помянуто сталинское время:

“...«Товарищ Хрущев ликвидировал „кооперативы“ (т.е. совместные предприятия) и восстановил доверие, – заявил он. – Но выдвижение вопроса о собственности в настоящее время заставляет меня думать, что происходит возврат к сталинской практике…Может быть, вы назовете меня националистом, скажете, что появился второй Тито. Если вы так скажете, то я могу хорошо ответить, что вы распространяете русский национализм на побережье Китая»…”

Далее описаны напряженные переговоры Мао непосредственно с Хрущевым, который стремился сохранить ценную для СССР дружбу с Китаем и которого Великий Кормчий, несмотря на это, всячески пытался унизить, понимая, что Хрущев - это несопоставимая со Сталиным фигура и теперь отношения между двумя государствами должны строится по-новому, безо всех вот этих самозванных “старших” и

“младших” братьев сталинской эпохи. Соответственно, высокомерный и обвинительный тон Мао очень не понравился уже Хрущеву, что в дальнейшем привело к еще бóльшему охлаждению взаимоотношений, вплоть до разрыва в 1960 году.

Иными словами, в основе советско-китайского раскола лежали не идеологические расхождения насчет роли личности Сталина в истории или характеристики диктатуры пролетариата, а вполне конкретные проблемы взаимоотношений государств. Каждое из которых преследовало прежде всего собственные государственные стратегические цели, а не цели абстрактного “мирового пролетариата” или “планетарной революции”.

Аналогичным образом развивался конфликт между СССР и Югославией в 1947-48 гг., когда стремление идейного сталинца Тито сохранить некоторую независимость от ценных указаний из Кремля очень быстро привело к тому, что герой антифашистской борьбы Иосип Броз был объявлен Москвой “главой фашистской клики” и ничтожным ревизионистом со всеми вытекающими отсюда последствиями (вплоть до разработки планов военного вторжения в Югославию).

Учитывая, что в 20 веке еще не раз возникали достаточно острые противоречия между формально социалистическими государствами (Албания/Югославия, Албания/СССР, Югославия/Болгария, Польша/СССР, Румыния/Венгрия), кое-где доходившие до прямых вооруженных конфликтов (Китай/Вьетнам, Вьетнам/Кампучия, СССР/Китай, Сомали/Эфиопия), можно сделать осторожный вывод о том, что само по себе государство, - даже формально “пролетарское государство”, возникающее на руинах “буржуазного государства”, - обладает собственной инерцией развития (как во внешней политике, так и во внутренней), несколько противоречащей духу возвышенного марксистского интернационализма. Ибо “защита стратегических интересов” (торговых, военных, промышленных, финансовых) каждого отдельного “государства рабочих и крестьян” в конечном итоге создаёт тенденцию сползания к традиционной “реальной политике”, в которой идеология играет скорее подчиненную государственным интересам роль. 

Весьма любопытный кейс из истории шри-ланкийской радикально-коммунистической организации “Джанатха Вимукти Перамуна” (Народно-освободительный фронт), которая в 1987 году, - на фоне индийской интервенции в Шри-Ланку, - подняла кровавое патриотическое восстание против правительства и “индийского империализма”. Курьёз в данном случае заключается в том, что, активно используя анти-индийские лозунги, активно уничтожая людей по обвинению в “коллаборационизме”, военно-политическое руководство ДВП на самом деле не просто не горело желанием прямого столкновения с индийскими войсками; оно напрямую поддерживало контакт с интервентами для недопущения возможных “эксцессов”, которые позволили бы хорошо вооруженному индийскому контингенту жестко ответить на партизанскую деятельность ДВП. 

Сегодня, в эпоху сплошных “договорняков” и “реальной политики”, такого рода “неофициальные договоренности” между номинальными врагами не выглядят чем-то из ряда вон выходящим. Постмодерн есть постмодерн, тут свои правила, кто думает иначе - тот весьма наивен. Но и в 20 веке, судя по всему, подобный подход тоже практиковался, да не кем-то, а, - в данном случае, - радикальнейшими и непримиримыми коммунистами. 

Читать далее: https://telegra.ph/Borba-nanajskih-malchikov-po-singalski-04-21

Знаете ли вы что…

…Ленин Владимир Ильич вдохновлял своими теоретическими наработками не только социалистов по всему миру. Одним из тех, кто считал Ленина и ленинизм/ленинскую модель организации ориентиром был Жан Тириар, бельгийский неофашист, автор геополитической концепции “Европы от Дублина до Владивостока” и основатель организации “Jeune Europe” (Молодая Европа).

Тириар в годы Второй Мировой сотрудничал с оккупировавшими Бельгию немецкими нацистами и даже состоял в местной ассоциации “Друзей великого германского рейха”, за что после войны получил 3 года тюрьмы. 

Вновь к политике он вернулся в 1960 году, присоединившись к ультраправому движению, выступавшему против деколонизации Бельгийского Конго. Здесь зажглась его звезда: он то пытался организовать отправку наёмников а Катангу (мятежная провинция Бельгийского Конго), то создавал сеть поддержки Секретной вооруженной организации (ОАС), - ультраправой группы французских военных, боровшихся против самоопределения Алжира, - то стремился объединить всех бельгийских неофашистов в единый блок. Ничего из этого путного не выходило.

Тем не менее, именно в этот период 1960-62 гг., отразив в своём мозгу рост антиимпериалистических настроений в странах Третьего Мира, Тириар выдвинул идею единого националистического европейского фронта против…американцев, сионизма, СССР и НАТО. А в том же 1962 году в Венеции была организована встреча основных неофашистских тузов эпохи, на которой была подписана прокламация, провозгласившая создание общеевропейской “освободительной” партии. Но, как это всегда бывает у неофашистов (в этом плане они от левых мало чем отличаются), дальше слов дело не пошло и единственным из участников, кто реально попытался создать общеевропейскую правую сетку, был Жан Тириар.

Причем делал он это, опираясь на воодушевившие его своей эффективностью ленинские принципы организации, которые доводились до низов свежесозданной “Молодой Европы” через публикации отдельных ленинских трудов. Знакомство с ленинизмом, а через него - и с работами популярных тогда лидеров движений национального освобождения, - типа Хо Ши Мина, Че Гевары или Ахмеда Бен Беллы, которые и сами к слову и не к слову поминали Ленина, - очень скоро привело к чреде расколов в “Молодой Европе”, от которой отходили недовольные “слишком левым” курсом организации неофашисты.

Но Тириара было уже не остановить: этот бывший расист, нацист и сторонник бельгийско-французского колониализма с середины 60-х начал разъезжать по освободившимся странам социалистической ориентации (Алжир, Египет, Ирак), выпрашивая деньги и поддержку для своего амбициозного наполеоновского проекта создания “Европейских освободительных бригад” - подпольной сети, которая должна была начать вооруженную борьбу против войск НАТО и американского командования в Европе. Антиамериканизм стал идеей-фикс Тириара, которая почти вытеснила ранний антисоветизм; больше того - Китай, Вьетнам, КНДР, Куба, социалистические страны Восточной Европы и конечно же страны “национального социализма”, типа Ирака, Египта, Алжира или Туниса теперь представали в пропаганде “Jeune Europe” как “национал-коммунистический” идеал независимого государства, к которому должны стремиться и борцы за величие европейской нации (местечковый национализм Тириар отрицал, толкуя именно о единой “европейской нации”).

Дошло до того, что эмиссары “Jeune Europe” совершали визиты в Югославию для знакомства с реалиями местного “национал-коммунизма”, а сам Тириар в 1966 посетил социалистическую Румынию, где по случаю встретился с китайским премьером Чжоу Эньлаем, у которого тоже безуспешно просил помощи для своих авантюр.

Не получив в итоге поддержки ни от кого, Тириар в 1970 году надолго удалился от политики, просто бросив своё погибающее детище, - “Молодую Европу”, - на произвол судьбы. Судьба была беспощадна: проект развалился сразу же, оставив после себя некоторое количество “полевевших” неофашистов, один из которых, - Ренато Курчио, - станет впоследствии известен как основатель знаменитых “Красных Бригад”.

Наследие Тириара, этого увлеченного Лениным неофашиста, живо и по сей день, чему свидетелями стали даже россияне. Ибо именно Жан Тириар со всеми своими идеями о “евросоветской империи” и “сверхчеловеческом коммунизме”, - “синтезе немарксистского коммунизма с нерасистским национал-социализмом”, - по праву считается “духовным наставником” запрещенной Национал-Большевистской Партии и лично А.Г.Дугина, который в 1992 году даже организовал турне Тириара в Москву.

Венесуэльские коммунисты сомневаются в кубинцах?🇨🇺🇻🇪🙊

В предыдущей публикации были резюмированы основные тезисы президента Кубы Мигеля-Диас Канеля, сделанные во время выступления на XXIII саммите АЛБА. Венесуэла стала одной из важных тем в этой речи, поскольку в текущем году в стране состоятся президентские выборы. В этом контексте разыгрались политические конфликты с недопуском кандидатов от оппозиции, что обострилось в условиях попыток Венесуэлы наладить отношения с США, которые недовольны нарушением демократии в латиноамериканской стране.

Диас-Канель выразил комплексную поддержку современной власти Венесуэлы, назвав президента страны Н. Мадуро братом и осудив попытки вмешательства в избирательный процесс, который проходит, по утверждению Диас-Канеля, в полном соответствии с законом.

Мы попросили прокомментировать такую оценку событий в Венесуэле представителя Компартии Венесуэлы Национального секретаря ЦК по идеологии Карлоса Охеду Фалькона.

«К сожалению, слова товарища Диас-Канеля ложно отражают реальность избирательного процесса в Венесуэле. Например, настоящим левым секторам и организациям не разрешили зарегистрировать их кандидата для участия в выборах. Нынешний Национальный избирательный совет по своему усмотрению нарушает законы и правила, регулирующие избирательный процесс, пользуясь преимуществами собственного статуса, и злоупотребляет властью с полным бесстыдством и безнаказанностью. Товарищ Диас-Канель осудил в своем Твиттере молодых людей Альфредо Чириноса и Арьениса Торреальбу, когда они смело выступили против коррупции, которая царила в PDVSA [ключевая нефтяная корпорация Венесуэлы – Сталь и слезы], и были несправедливо привлечены к ответственности, заключены в тюрьму и подвергнуты пыткам. А теперь, когда раскрыт вопиющий коррупционный заговор с участием Тарека Эль-Айссами, он ничего не говорит... По решению Верховного суда у нас отобрали нашу Партию и до сих пор даже не разрешили нам получить доступ к документам дела, вопреки предписаниям самого же судебного решения... В таком случае, какую политическую систему защищает товарищ Диас-Канель?... Правда, как я думаю, в том, что товарищи [кубинцы – Сталь и слезы] используют такой нарратив, который служит только их государственным интересам и их отношениям с правительством [Мадуро – Сталь и слезы], нарратив совершенно беспринципный, абсолютно прагматичный и, следовательно, консервативной направленности. Надеюсь, что партия [Компартия Кубы – Сталь и слезы] вскоре обсудит это и поспособствует изменениям в сторону практики, которая будет в большей степени соответствовать идеологическим принципам марксизма-ленинизма».

Надо сказать, что представители КП Венесуэлы всегда старались как можно более мягко говорить о Кубе. Но всему есть предел?

#Куба #Венесуэла #КПВ #политика

Интервью Карлсону Дугин почти полностью посвятил проклятиям в сторону либерализма. Еще раз доказав, что Дугин, бьющийся против постмодерна - это воплощение самого постмодерна. Не потому, что “из постмодерна выхода не существует”, а потому, что ничего своего, кроме паясничества на тему “хороводов против прогресса”, “евразийской коррупции” и камышовых котов у него нет. Все остальное, что Дугин использует в качестве теории, это каша из обрывков различных концепций, сформулированных еще в начале 20 века. Постмодернистский синтез, выдаваемый за нечто новое.

Что касается антилиберализма, то тут Александр Гельевич почти полностью заимствовал комплекс тезисов любимой им самим немецкой “консервативной революции”, - идеологии, зародившейся как реакция на стремительную капиталистическую индустриализацию объединенной Германии, породившую многочисленные общественные конфликты и упадок религии, нравов и культуры.

Ничего экстремального в этой реакции конечно не было - например, основоположник нашего народничества Герцен, который изначально был ярым социалистом-западником, удалившись в европейскую эмиграцию и насмотревшись на тамошние порядки, тоже воспылал лютой ненавистью к капиталистической Европе и начал проповедовать особый русский путь к социализму, - через общинность, - минуя капиталистический этап, который развращает общество до такой степени, что ничего кроме пожелания смерти этому обществу Герцен из себя выдавить не мог.

Немецкие “консервативные революционеры” точно так же нападали на вульгарный материализм и крайний индивидуализм эпохи промышленной революции, на пронизывающий все общество коммерческий дух, на упадок нравственности и интеллектуальной жизни. Но, в отличие от классических консерваторов, желавших просто повернуть колесо истории вспять и восстановить старый порядок, консервативные революционеры стремились построить совершенно новое общество, основанное на идеализированном прошлом. А главной целью их беспощадных атак был совсем не растущий социализм, а прежде всего старый “английский” либерализм, которому ставились в вину все беды, накрывшие немецкое общество с началом индустриализации. В этом плане Дугин ничего нового вообще не выдумывает: все проклятия по адресу “гнилых либералов” (вплоть до маниакального стремления связать либерализм с “нагло-саксами”), увлекающих общество на дно, были озвучены лет за 70 до его рождения.

Первую мировую консервативные революционеры приветствовали стоя, увидев в ней долгожданный и крайне необходимый разрыв с демоническим Западом (что-то знакомое), однако по итогу Германия проиграла и на свет появилась Веймарская республика, олицетворявшая либерализм в кубе. 

Именно за счет оскорблений веймарских либеральных порядков консервативные революционеры и приобрели широкую известность, снабдив стихийно поднимающееся националистическое реваншистское движение комплексом идейных конструкций, в основе которых было требование учреждения антизападнической антилиберальной диктатуры, которая “обновит” стареющую Германию, установит “националистический” социализм и вернет стране подлинный суверенитет.

Собственно сам термин “Третий рейх” был введен Артуром Мёллером ван ден Бруком, - самой яркой звездой движения консервативной революции, - в 1922, а конкретно “социалистическую” направленность этот могучий идеал наследовал у другого титана консервативной революции Освальда Шпенглера, который в 1919 издал книжку “Пруссачество и социализм”. Где он раскритиковал чуждый немецкому духу марксистский социализм как производное традиций и ментальности того же “английского либерализма”, который тащат в Германию сволочи-англофилы из “пятой колонны”. Шпенглер в качестве альтернативы предложил соответствующий германскому темпераменту “истинный” немецкий государственный социализм, подавляющий “классовый эгоизм” рабочих во имя последовательного и гармоничного развития всего общества.

Вместе с тем, консервативные революционеры, в отличие от нацистов, довольно положительно (а некоторые, типа Эрнста Никиша или Ганса Эбелинга - и сверхположительно) воспринимали СССР как проявление революционной антилиберальной и антизападнической энергии “омолодившегося” русского народа, чей “безродный” марксизм - лишь временное явление, которое затем неизбежно должно уступить место истинному “русскому” социализму. 

Тот же “Третий рейх” Ван ден Брука четко ориентирован на “судьбоносное братство Германии и России”, а многие мероприятия большевиков, - установление жесткой однопартийной диктатуры, быстрая промышленная модернизация, строительство системы общественного и экономического контроля (напоминавшей корпоративную), воинственные выпады против западного империализма, милитаризацию общества, постепенный отход от идей мировой классовой революции в сторону реабилитации национальной истории и государственной защиты - вызывали восхищение и казались консервативным революционерам как раз приближением к “национальному русскому социализму”. Потому что величие “национального социалистического государства”, лишенного антагонизмов, порожденных “импортируемым” из Англии либерализмом (со всеми его партиями, независимыми профсоюзами, бесчисленными центрами силы, недисциплинированными гражданскими ассоциациями и прочими институтами, провоцирующими хаос) - это и есть истинный национальный социализм.

Иными словами, проложившая путь нацизму немецкая консервативная революция, из которой Дугин черпает своё вдохновение, носила в первую очередь, антилиберальную, а не антикоммунистическую направленность. Потому что именно в либерализме, который якобы потворствует развитию духа стяжательства, эгоизма/индивидуализма, конкуренции и морального разложения консервативные революционеры видели источник всех проблем немецкого общества. И источник этот со всеми порожденными им проблемами должен был быть уничтожен через “демократическую диктатуру” корпоративного типа, подчиняющую все общество, - пролетариат, буржуазию, крестьянство, - “истинно-социалистическому” государству.

При этом, что забавно, к нацизму эти “новые консерваторы” в основном относились презрительно: как к грубой “плебейско-пролетарской” попытке реализации их собственных идей через вовлечение в политику широких но очень тупых масс, возбужденных примитивным популизмом. А приход к власти нацистов в общем и целом ими был воспринят либо скептически (Шпенглер, оба Юнгера, Штрассер, Эбелинг), либо крайне негативно (Никиш, Нимёллер, Шульце-Бойзен, Юнг и т.д.). С этой точки зрения многие консервативные революционеры формально не были фашистами/нацистами; некоторые из них даже встали в открытую оппозицию нацизму (Никиш, Нимёллер, Хаусхофер), приняв участие в Сопротивлении. Так что Дугин чист в своих симпатиях.

Но. Как и было сказано, именно консервативные революционеры выстроили весь тот идеологический базис, который в 30-х был взят на вооружение более активной и менее теоретически плодовитой НСДАП для идейной драпировки “национал-социалистической” диктатуры. Именно консервативные революционеры (а не обвиненные Коминтерном в “социал-фашизме” социал-демократы) своими стенаниями насчет “либерального разложения” и “английской заразы”, требованиями сильного “социалистического” государства, которое покончит с либерально-парламентской болтовней, промышленной стагнацией и хаосом в секторе труда, охами-вздохами по поводу “национального унижения” и морально-нравственного упадка немецкого народа, в 20-30-х создали ментальный и идеологический климат, который подготовил почву для прихода к власти нацистов, сделав немецкий средний класс и значительную долю пролетариата восприимчивыми к изначально маргинальной нацистской идеологии. 

Посему, наберемся терпения и будем ждать, когда Александр Гельевич логически наконец перейдет от антилиберальной к “позитивной повестке”, предложив, вместо непонятных “традиционных ценностей” более четкий “государственный российский социализм”, о котором все мы так мечтаем.

Сегодня у нас православная Пасха, поэтому позволю себе пост о христианстве, которое нынче превратилось в один из столпов государственной идеологии, чьи представители благословляют абсолютно все, что предпринимают отцы нации ради возвращения национального суверенитета.

Еще любимый философ нашего президента Николай Бердяев, - своеобразный “православный анархист”, оппонировавший в своё время другому любимому философу президента Ильину, желавшему построить в России божественный тоталитаризм, - подсветил вопрос о взаимоотношении церкви и государства. Он отмечал, что христианство очень быстро утратило свой первоначальный эмансипаторский дух, склонив голову перед “языческим империализмом”, разменяв верность заповедям Христовым на преданность “живому богу”, - государству (империи) и его представителям. 

Тем самым породив лже-христианское учение “папоцезаризма” на Западе и, чуть позже, “цезарепапизма” на Востоке (в Византии, а затем и на Руси), в котором высшие государственные чины рассматривались как заместители Иисуса Христа на Земле, а методами поддержания “христианской веры” (т.е. лояльности государству) в массах стали фальсификации, ложь, запугивание и репрессии. Ничего общего с учением Христа этот компромисс язычества и церкви, презирающей народ и боготворящей любых державных иерархов, согласно Бердяеву не имел, порождая поэтому в низах атеизм или тягу к духовному обновлению, на которые сама церковь всегда отвечала самым агрессивным образом, обращаясь за помощью в подавлении еретиков к государственному аппарату.

Поучительно, что критикуемая Бердяевым капитуляция церкви перед “имперским язычеством” началась почти сразу же после институализации церкви собственно как иерархической организации.

В 303 году римский император Диоклетиан начал десятилетнее Великое гонение против распространившегося по империи христианства, потребовав соблюдения христианами римских языческих практик, сдачи религиозных книг, полного подчинения церкви государственной власти и признания политического авторитета империи. Нетрудно догадаться, что обросшая к тому времени жирком высшая церковная иерархия по преимуществу приняла новые правила игры, однако в Северной Африке “реальное христианство” столкнулось с мощным сопротивлением низов, державшихся экстремистских взглядов Иисуса Христа на государство, собственность и христианскую жизнь. 

Объявив официального епископа Карфагена Цецилиана предателем веры и избрав себе в епископы Доната Великого, североафриканские экстремисты поначалу безуспешно пытались найти понимание у светских властей (гонения к тому времени уже кончились) и даже у римского папы, но когда из этого ничего не вышло - вообще отвергли союз истинной церкви и мирского государства в принципе. Церковь, якобы, это дом Христов, а не служанка “Вавилона”, под которым, - в духе “Откровения Иоанна Богослова”, - первые христиане понимали трясущуюся в кризисе Римскую империю.

Неудивительно, что на этом фоне в конце 330-х гг. внутри донатистского движения возникла еще более радикальная фракция, получившая в истории название циркумцеллионов (лат. “сельских бродяг”) или агонистиков (гр.”готовых к борьбе”).

Эти воины Христа доставили крайне много проблем официальной церкви и имперской власти в Северной Африке потому что, в отличие от склонных к мученичеству за веру, но все-таки миролюбивых донатистов, агонистики взялись за искоренение мировой несправедливости вооруженным путем. Не только участвуя в многочисленных восстаниях против империи и атакуя официальную церковь “предателей веры”, но и разрушая латифундии, убивая крупных землевладельцев и ростовщиков, освобождая рабов и уничтожая долговые книги. Вся эта социальная практика обосновывалось учением Иисуса Христа.

Банды вооруженных палками агонистиков под руководством “вождей святых”, к которым примыкали в основном бедняки, беглые рабы и маргиналы самого разного расового и национального происхождения, вплоть до конца IV века скитались по Северной Африке в поисках мученической смерти в борьбе с социальными порядками, пока наконец “прогосударственное” церковное большинство при активном репрессивном

содействии имперской власти не нанесло донатистам окончательного поражения.

Т.о. борьба 313-415 гг. стала первым в истории примером беспощадной расправы “прогосударственных” христиан над их собственными собратьями, пытавшимися дистанцироваться от имперского влияния, которое, по их мнению, лишило церковь изначальной божественной святости. 

Что получилось из этой победы государства над Христом известно: гонимые стали гонителями, мученики стали мучителями, а растерявшая изначальный гуманизм христианская церковь, словно эстафетная палочка, переходила от одного политического вождя к другому, всякий раз убеждая паству в богоугодности властей, подавляя любое инакомыслие и крамолу, а когда становилось особенно тяжко - с амвонов неслись призывы постоять насмерть за очередного цезаря и его управляющую команду. 

Мало кому известно об том, что в начале 30-х годов в Германии наблюдался процесс массовой трансформации коммунистов в нацистов. Марксистский агитпроп и левая историография этот деликатный момент обделяют вниманием, однако явление это было столь масштабным, что в обывательской среде возникло даже полушутливое обозначение для переметнувшихся в ряды НСДАП коммунистов - “наци-бифштекс” (Rindersteak-Nazi), коричневые снаружи, красные внутри.

Рудольф Дильс, первый руководитель гестапо, подсчитал, что в берлинском отделении партийных штурмовых отрядов СА на момент 1934 года более 70% новобранцев составляли бывшие коммунисты. Если до середины 1933 года отбор в СА был достаточно строгим, то впоследствии, как указывал Дильс, в ряды штурмовиков переходили целые отделения “Союза красных фронтовиков”, боевой организации КПГ, ранее занимавшейся уличными атаками на нацистов и охраной коммунистических демонстраций.

Хотя цифры Дильса касаются только столичной секции и кажутся преувеличенными, его подчиненный Ганс Гизевиус в свою очередь подтверждал, что треть всего немецкого состава СА в 1933 году составляли выходцы из КПГ. Функционеры коммунистического “Боевого союза за красный спорт” (Rotsport) в своих отчетах писали о 20%, тогда как внутренняя служба безопасности самой СА называла цифру в 55% бывших коммунистов и социалистов среди всех новобранцев. В любом случае, многочисленные документальные свидетельства с обеих сторон подтверждают значительное присутствие коммунистов в нацистских Штурмовых отрядах в период 1932-35 гг. Причем в некоторых случаях такие бывшие члены КПГ занимали средние и даже руководящие посты, организуя подавление антинацистской же оппозиции.

Читать далее: https://telegra.ph/Krasnye-nacistykorichnevye-bolsheviki-05-08

Вчера Генассамблея ООН признала право Государства Палестина на членство в организации. По этому поводу наш постпред Небензя заявил, что сделан первый шаг в “справедливом решении палестинского вопроса”. Ура.

Как-то уже приводил примеры своеобразного взгляда на проблему палестино-израильского конфликта от Муаммара Каддафи и Абдуллы Оджалана, которые не верили в то, что создание палестинского nation-state способно разрешить проблему и обеспечить прочный мир в регионе.

А тут вот на сайте “Академии демократии современности”, занимающейся популяризацией концепции “демократического конфедерализма” Оджалана, в марте/апреле выложили 2 статьи (раз, два, обе на английском), посвященные конфликту за авторством старого соратника Оджалана, одного из основателей Рабочей Партии Курдистана, Джемиля Байыка; ныне сопредседателя Ассоциации Общин Курдистана, скрывающегося в горах иракского Кандиля и разыскиваемого как Турцией, так и Соединенными Штатами.

Если вкратце, то в обеих статьях Байык, продолжая идейную линию Оджалана, пишет о том, что в основе палестино-израильского конфликта лежит “этатистская ментальность” арабов и евреев (т.е. стремление к созданию национального государства) и в рамках этой ментальности, в рамках противопоставления “еврейского” и “арабского” этатистского национализма, решить палестино-израильскую проблему невозможно. 

Надо отдать должное этому старому партизану: в отличие от большинства радетелей за палестинское дело, которые видят источник проблемы в алии (репатриации евреев) как таковой, Байык пишет, что бегство евреев на Ближний Восток сначала от погромов и гонений в Восточной Европе, а затем и от нацистского истребления - это было правильно, хорошо и необходимо. Беда только в том, что вернувшиеся в Палестину евреи были проникнуты идеей “национального государства”, что в общем-то было логично, учитывая политические тренды начала 20 века, олицетворенные в 14 пунктах Вильсона. И этот национальный проект был обречен столкнуться с национальным проектом политически пробудившихся после Первой Мировой арабов. Тем более, что этому столкновению содействовали старые англо-французские колонисты, проводившие линию балансирования сил на Ближнем Востоке с целью сохранения влияния в регионе. 

В дальнейшем, этатистская ментальность довела оба лагеря до кровопролитного фанатизма, меж тем как великие державы во имя своих геополитических целей лишь подливали бензина в этот разгорающийся пожар. Впрочем, не только они, ибо Байык пишет, что и молодые арабские государства, рассматривавшие палестинское движение как инструмент защиты собственных стратегических интересов, своей “помощью” нанесли палестинскому делу огромный урон.

В итоге, “израильское государство построило свое существование на геноциде и уничтожении палестинского народа. Подход, основанный на арабском национализме, укрепил этот менталитет. Эти два национализма подпитывают друг друга”.

По ходу повествования дюжина ножей летит в ХАМАС (в общем и сам Оджалан в 2009 году называл ХАМАС “провокаторами”, не имеющими ничего общего с Исламом) как в проект “держав капиталистической современности”, который якобы изначально служил предотвращению распространения в арабском мире “социалистической парадигмы”. Поэтому, “ХАМАС не сможет сыграть никакой роли в освобождении палестинского народа даже в будущем”.

Байык естественно кидает мост между ситуацией в Палестине и ситуацией в Курдистане, где в 80-е годы, на основе курдских исламистских националистических групп при прямом участии Ирана и турецких спецслужб была образована “Курдская Хезболла”, которая уже в 90-х занялась убийствами симпатизантов РПК и других курдских “неверных”, проповедующих светский образ жизни. Все это происходило конечно же в полном согласии с турецкими госорганами, которым деятельность “Хезболлы” была выгодна с точки зрения подрыва влияния РПК в Курдистане.

А в 2002 году “Курдская Хезболла” преобразовалась в легальное “Движение угнетенных”, которое, в свою очередь, в 2012 трансформировалось в политическую “Партию свободное дело” (Hüda-Par); правоисламистскую структуру, являющуюся надежным оплотом “политического ислама” в Курдистане, всячески пресекающим развитие курдских “прогрессистских” движений и фактически выступающим опорой правящей партии Эрдогана в курдском обществе.

Т.о., по мнению Байыка, ХАМАС играют в Палестине сугубо негативную роль, и, учитывая связи ХАМАС с “братским” турецким режимом, можно смело расчитывать на продолжение мясорубки. Просто потому, что Турции как государству очень невыгодно ослабление межгосударственных противоречий на Ближнем Востоке, ибо тем самым Турция ослабляет собственные позиции. Дескать, Турция выигрывала от противоречий меж СССР и США во время Холодной войны, Турция выигрывала от интервенции США в Ирак, Турция выигрывала от серии гражданских войн, прокатившихся по региону в ходе Арабской весны, Турция выиграла от украинско-российского конфликта, Турция выигрывала от противоречий между Израилем и арабскими государствами, от бесконечной арабо-еврейской войны.

Байык пишет, что турецкое государство, само осуществляющее геноцид курдов, не заинтересовано в прекращении арабо-израильского конфликта, несмотря на лицемерные слезы насчет страданий палестинского народа. И это дескать было видно в последние годы, когда снижалось напряжение между Израилем и арабскими государствами. Турция обвиняла арабов в “предательстве палестинского дела”, потому что деэскалация на Ближнем Востоке подрывает позиции турецкого государства. Байык прямо об этом не говорит, но можно сделать логический вывод, что Турция таким образом была заинтересована и в неспровоцированном нападении ХАМАС 7 октября.

И хотя в Турции раздаются отдельные голоса по поводу фальшивой поддержки Эрдоганом палестинцев, это, по мнению Байыка, не меняет ситуацию. Якобы, вместо того, чтобы бегать по улицам и требовать от правительства еще бóльших ударов по Израилю ради благополучия палестинцев, турецкому обществу следовало бы спросить - почему мы бомбим Рожаву? Почему мы бомбим северный Ирак? Почему мы оккупируем и совершаем преступления в сирийском Идлибе? Ведь это то же самое, что делает Израиль в Газе. Если бы это было сказано, фальшивые маски упали бы и общество смогло бы оценить реальность. Но турецкое общество по-прежнему мыслит в рамках “этатистской ментальности”.

Учитывая так же, что в ближневосточный конфликт втянута не только Турция, но и целый ряд других государств, каждое из которых имеет собственные стратегические цели, противоположные целям других, а весь этот конфликт является лишь частью общемирового столкновения государств (ака Третьей Мировой войны всех против всех), надежд на долгосрочный мир в регионе просто нет. Государства будут продолжать сталкивать народы в бесконечной войне. И с этой реальностью нужно считаться.

Байык в заключении пишет, что невозможно решить проблемы Ближнего Востока с помощью государства и этатистско-национального менталитета. Решение заключается только в преодолении этой ментальности и развитии “демократической нации”; т.е. в развитии образа жизни и методов принятия решений, преодолевающих “монистическое понимание национального государства” (т.е. уравнения “государства” и “нации/народа”, сведения “интересов народа” к “интересам государства”). 

Понятное дело, в качестве примера строительства “демократической нации” Байык приводит Рожаву, призывая все народы Ближнего Востока (и, прежде всего, самих евреев) развивать демократическую борьбу против “этатистской ментальности” во имя братства народов и перспектив демократической свободной жизни.

Вот неплохая новость с Филиппин. Там Верховный суд признал “красные метки” угрозой жизни и безопасности граждан. Многолетние усилия политических активистов и Национального союза народных юристов (левоориентированная неправительственная правозащитная ассоциация), направленные на ликвидацию этой практики, вроде как увенчались некоторым успехом. 

Что за “красные метки” такие, спросит читатель?

Еще лет 5-6 назад россиянину это было бы трудно объяснить, но теперь это не составляет проблемы. Филиппинские “красные метки” - это аналог нашего статуса “инагента”, с некоторыми отличиями. Во-первых, последствия получения “красной метки” на Филиппинах (пока) несколько тяжелее для гражданина, чем в РФ. А во-вторых, если наше государство с помощью “инагентства” сражается с тлетворным влиянием запада, то Филиппины напротив, по старинке видят опасность для родины в деятельности проклятых коммунистов и их многочисленных приспешников из самых разных секторов общества. Которых надо выявлять и наказывать, пока они не довели страну до ручки.

Маркировать людей и заносить их в “черные списки” на Филиппинах начали еще в 70-х, после того, как прокитайская (тогда еще) Компартия и её военное крыло, - Новая народная армия, - инициировала вооруженную борьбу против правительства, которая собственно, с некоторыми перерывами продолжается и до сих пор. 

Естественно, что очень скоро маркирование людей как “пособников коммунистического терроризма” начало применяться вообще ко всем критикам государственной политики, независимо от того, является такой человек коммунистом или нет. Никаких юридических доказательств для этого не требуется: на усмотрение органов правопорядка человека просто вносят в “черные списки”, а затем, с помощью различных мер (фейковых слухов, СМИ, уличных плакатов, теперь соцсетей и т.д.) объявляют “сочувствующим террористам”. Часто это сопровождалось установлением полицейского наблюдения, угрозами, не менее часто (если человек не унимался и намеков не понимал) следовали аресты, обыски, нападения “неустановленных лиц” (ака возмущенных патриотов) или “бесследные исчезновения”. 

Во время военной диктатуры Фердинанда Маркоса-старшего государство раздавало “красные метки” направо и налево, выкашивая оппозицию буквально на корню. В 1986 после массовых волнений Маркос бежал на Гавайи и Филиппины вернулись к т.н. “демократическому правлению”. В этот период “красные метки” уже так массово не раздавали, но и отказываться от удобного инструмента подавления инакомыслия государство не собиралось. Тем более, что Новая народная армия оружия так и не сложила, так что повод для продолжения политики “защиты общества от коммунистических террористов” остался.

Под пресс попадали, понятное дело, не только “террористы и их пособники”, но и профсоюзные активисты, представители коренных народов и религиозных меньшинств, правозащитники, журналисты-правдорубы, короче говоря лица, мешающие развитию государства и крупного бизнеса, связанного с ним. 

Новую жизнь в политику раздачи “красных меток” вдохнул ставший в 2016 президентом Родриго Дутерте, которого многие у нас помнят в основном по экстравагантным выходкам в стиле Жириновского. Никаким потешным клоуном Дутерте естественно не был, а был довольно отмороженным и эффективным технократом-государственником, прославившимся еще на посту мэра города Давао, который он железными рукавами превратил в тоталитарный островок благополучия посреди общего филиппинского хаоса. Теперь вся страна должна была стать одним большим Давао.

Была провозглашена цель борьбы с наркомафией, коррупцией, коммунистическими и исламистскими повстанцами, мелкой преступностью в трущобах. Следуя принципу “цель оправдывает средства”, Дутерте открыто призывал правоохранительные органы к внесудебным казням “врагов государства и общества” и вообще к игнору всяких правовых норм и тому подобных дурацких прав человека. Все во имя порядка и прогресса.

В этом святом деле Дутерте очень помогли те самые “красные метки”, которые вновь, как и во времена диктатуры Маркоса, посыпались на людей как из рога изобилия. Тактика массового террора Дутерте естественно рождала беспокойство в самых различных слоях: начиная от правозащитников и юристов (этих негодяев не любят нигде), заканчивая всякими борцами за сохранение экологии против беспредельной добычи, профсоюзными органайзерами, защитниками прав племен, феминистками, радеющими за бедняков католиками, гуманистами бесхребетными и т.д. Многие из них были объявлены “членами коммунистических фронтов” и “врагами государства”, некоторые были арестованы, некоторые были убиты. Всего за этот период было зафиксировано 442 внесудебных казни и большинство из пострадавших предварительно получили “красные метки” (а в целом жертвами борьбы Дутерте против всего плохого стали более 12 тысяч человек).

Филиппинская “ежовщина” даже до абсурда доходила, когда в 2020 один мудрый генерал публично намекнул, что мэр Манилы (столицы страны), распорядившийся снять уличные баннеры, объявлявшие коммунистов и демократов персонами нон-грата в городе (стандартное “украшение” филиппинских городов при Дутерте), “сочувствует террористам”. Абсурдные обвинения высокопоставленного кретина, желавшего разоблачить “троцкистский коммунистический заговор в руководстве столицы” все-таки остались без последствий, но логику массового террора этот инцидент раскрывает хорошо: получившие громадные репрессивные полномочия филиппинские силовики видели “подрыв устоев государства” везде, где только можно.

Вообще, Дутерте несомненно понравился бы отечественным патриотам, тоскующим по “крепкой руке”: и “врагов родины” убивал беспощадно и открыто, и “национальный суверенитет” оберегал как зеницу ока (просто посылая на три буквы обеспокоенных нарушениями прав человека представителей ЕС и США), и внешнюю политику независимую проводил (сближаясь с Китаем, что вызывало недовольство ничтожных америкашек), и форсированную модернизацию устроил, и вороватый истеблишмент до смерти напугал…Самое главное, при всем своём одиозном имидже, простому филиппинцу Дутерте очень нравился: сильный “человек из народа”, “папа” (татай), скрутивший в бараний рог всех негодяев, пламенный патриот, защитник обездоленных. Один только был у него провал: не поддержал он Россию в украинском конфликте, обозвав даже нашего президента плохими словами. Марионетка американская, стало быть.

Короче, этот Дутерте, наворотив больших дел, в 2022 году неожиданно не стал выдвигать свою кандидатуру на новых президентских выборах, поддержав де-факто Фердинанда Маркоса-младшего (сына бывшего изгнанного диктатора), вице-президентом при котором стала доча Дутерте Сара. 

Несмотря на такую демократичную демократию, новый президент взялся смягчать режим своего предшественника, чем собственно и воспользовались многочисленные гражданские активисты, принявшиеся и напрямую и через структуры ООН забрасывать новую администрацию требованиями о прекращении антиконституционной и античеловеческой практики маркировки людей. 

И вот, Верховный суд Филиппин в прошлый четверг вынес решение о том, что “красные метки” действительно нарушают право на жизнь и безопасность тех, ктр имел несчастье их получить. Это конечно еще не значит, что государство откажется от маркировки “потенциально опасных” граждан, но какие-то барьеры государственному репрессивному беспределу таки будут выставлены. В борьбе обретешь ты право свое, как говорится.

Поступают сведения, что Франция бросает солдатиков в свою заморскую Новую Каледонию, где уж несколько дней бушуют антифранцузские погромы со стрельбой, как будто бы организованные местными сепаратистами.

Немалое удивление вызывает то, что протестующие против французского колониализма активно и давно юзают флаги Азербайджана. А французский министр внутренних дел Жеральд Дарманен напрямую обвиняет Баку в поощрении “сепаратизма” через развитие многочисленных программ взаимодействия между сторонниками независимости этой тихоокеанской колонии Франции и Азербайджанской республикой. Меж тем, как сообщают, по азербайджанским СМИ тоже разгоняют шумок про “справедливые требования канакского народа Новой Каледонии” и шлют ядовитые стрелы по адресу коварных и злых французских неоколониалистов.

Ничего удивительного тут нет. “Антиколониализм” и “антиимпериализм” становятся востребованным товаром в новом многополярном мире войны всех против всех, позволяющим укрепить свои позиции на международной арене тем или иным государствам, претендующим на свою долю геополитического господства, представляя самих себя борцами с “мировой несправедливостью”. По этому проверенному пути пошёл и Азербайджан, о стремлении которого стать еще одним “антиимпериалистическим (сугубо антифранцузским) полюсом” я уже писал.

Естественно, бакинских стратегов “антиколониализма”, доставших с антресолей старые советские учебники по агитпропу, не волнуют и никогда не волновали проблемы политического и экономического угнетения французами каких-то аборигенов на каких-то затерянных в океане островах. Единственное, что беспокоит Баку реально - это “проармянская” позиция французского истеблишмента, несущая угрозу стратегическим интересам Азербайджана на Кавказе. Поэтому, для подрыва влияния этих своих геополитических оппонентов, в ход были пущены проверенные временем “антиимпериалистические” лозунги, ассоциирующиеся в массовом сознании с героическим периодом второй половины 20 века, когда в странах Третьего мира кипела жаркая борьба политически пробудившихся народов за национальное и социальное освобождение. 

Приём грамотный, эффективный и для подъёма международного имиджа более чем подходящий. Вот мы какие, мол, радетели за свободу и независимость всех людей на свете. Мы, господа присяжные заседатели, должны помочь детям канакам. И мы, господа присяжные заседатели, им поможем. ©

По итогу, остаётся только радоваться тому, что к лагерю “антиимпериалистов”, поставивших перед собой задачу “создать один, два, много Вьетнамов”, присоединился еще один духовный наследник Че Гевары - Ильхам Гейдар-оглы Алиев. 

Вопрос только в том, насколько счастливым и справедливым будет этот долгожданный мир победившего антиимпериализма. 

На сайте Российского совета по международным делам выкатили статью профессора Факультета мировой политики МГУ Алексея Фененко под названием “Инерция пацифизма”.

Мягко сказать, полет мысли уважаемого профессора не может не впечатлить. Уверен, что аналитический взгляд А.Фененко найдет положительный отклик как у правых/ультраправых (это понятно), так и у левых патриотов, ищущих глубинную причину разрушения великого и могучего СССР. А.Фененко знает эту причину.

Прежде всего, наконец-то официальным лицом, а не каким-то политическим маргиналом, были сказаны очень нужные и очень своевременные, честные слова о том, что война - это нормальное и естественное состояние межгосударственных отношений. Все вот эти хрущевско-брежневские пугалки насчет всеобщего ядерного уничтожения и страха повторения трагедии Великой Отечественной Войны, по мнению профессора, сыграли с советским обществом злую шутку, разоружив его морально, породив целое поколение капитулянтов и “профессональных разоруженцев”, в результате чего советская сверхдержава утратила своё положение в рамках т.н. “Ялтинского мира”, а потом и развалилась вовсе.

Характерно, что профессор одобряет общественный дискурс раннего периода существования СССР, когда вся страна, невзирая на жертвы и лишения, в едином порыве готовилась к неизбежной и масштабной будущей войне, когда общество и производство были предельно милитаризованы, а советская военная наука переживала “золотой век”. Но по результатам Второй Мировой СССР перестал быть “левой оппозицией Версальскому миру”, превратившись в одного из основоположников нового мирового порядка - “Ялтинской системы”, - который гарантировал Советскому Союзу приоритетные места в международных отношениях. В результате чего раннебольшевистские призывы к тотальной войне против “буржуазного мира”, полноправной и влиятельной частью которого теперь стал СССР, потеряли изначальный смысл.

Т.о. СССР трагическим образом изменил агрессивно-наступательный курс, начав выстраивать свою внешнеполитическую доктрину уже не на идее “мировой революции”, а на нелепой концепции “борьбы за всеобщий мир”. 

Профессор полагает, что переломным моментом в этом процессе стало принятие 12 марта 1951 закона “О защите мира”, карающего за “пропаганду войны”, “подрыв дела мира” и “создание угрозы новой войны”. Всё дальнейшее развитие советского политического курса и советской гос.идеологии опиралось на это выведенное в качестве закона моральное осуждение всякой войны и всякой агрессивной государственной политики, на прогрессирующий гнилой пацифизм. Который сначала выражался на официальном уровне в укреплении системы международной безопасности, а уже при Хрущеве и затем при Брежневе принял характер как военного, так и морального разоружения советского общества и государства. На уровне массового сознания этот ущербный пацифизм выразился в наборе простых и понятных лозунгов, типа “Лишь бы не было войны”, “Миру - мир!”, “Никогда больше!”, в создании мифа о трагедии Великой Отечественной войны и победе “со слезами на глазах” ради того, чтобы положить конец всем войнам. 

Меж тем, ощущение собственной безопасности, карикатурное миролюбие и идеи “глобальной общности человечества”, по мнению автора, подточили советское общество, забывшее, что никакого “мирового пролетариата” нет и никогда не было, а есть только безостановочная борьба национальных государств, в которой пролетариат не является и никогда не являлся значимым субъектом. Запуганное ужасами войны (в том числе - возможностью ядерной войны) и оперирующее высокими моральными категориями, не имеющими ничего общего с реальностью, советское общество и государство оказались заложниками своих собственных страхов и иллюзий, в то время как западные партнеры мыслили предельно прагматично и отказываться от идеи закономерности и оправданности войн, как продолжения политики другими средствами, не собирались. В итоге, под многогранным натиском западного лагеря произошел логичный распад великого, но необоснованно миролюбивого советского государства.

В заключении профессор призывает отбросить прочь гнилой хрущевско-брежневско-горбачевский пацифизм, приняв новую реальность, в которой война и насилие являются вполне естественным, нормальным и эффективным средством решения межгосударственных проблем:

“...«Пацифистская инерция» брежневских и горбачевских времен пока мешает нам в полной мере воспринять переход к следующему туру борьбы великих держав. Возможно, в биполярном мире 1970-х гг. такое наивно-пацифистское мироощущение было закономерным — опосредованные конфликты шли где-то далеко на периферии, не затрагивая при этом чувства народа. Но в мире, где снова стали возможными военные конфликты средней и высокой интенсивности (включая обстрел российских населенных пунктов), такой пацифизм становится опасной иллюзией. Борьба великих держав продолжается, и 1945 или 1991 гг. были не точками, а многоточием.”

Ход мысли профессора не может не радовать своей искренностью и простотой. 

Запоминаем.

Советский гуманизм и миролюбие, в духе которого были воспитаны наши отцы, матушки, деды и бабули, оказался фальшивкой. Не нужно боятся никакой войны, даже тотальной. Нет никакого абстрактного человечества единой судьбы, желающего счастливой мирной жизни; есть только национальные государства, неустанно конкурирующие между собой ради захвата и удержания ресурсов, рынков, торговых путей, стратегических военных плацдармов. Насилие - вполне естественное и закономерное явление (полагаю, только за исключением тех случаев, когда рядовые граждане подвергают насилию представителей национального государства или деятелей из истеблишмента). Война - вечна, а мир - эфемерен, поэтому нужно сосредоточиться на войне, а не думать о мире. Это новая нормальность и к старому возврата нет и не будет.

А вот небольшой подгон в копилку знаний об антиимпериалистической тактике.

О судьбе бывших нацистов в советской оккупационной зоне Германии я уже писал: если вкратце, то никакой сплошной, тотальной и страшной денацификации Советы не проводили, часть бывших нацистов была интегрирована в партийно-государственно-хозяйственный аппарат, и даже немецкий национализм (очищенный от людоедских наслоений эпохи интербеллума и Третьего рейха) являлся составной частью государственной идеологии ГДР. Ныне сами же немецкие исследователи-социологи именно с идейно-культурным наследием ГДР связывают рост ультраправых настроений в Восточной Германии, ставших неким фактором стихийного низового сопротивления неолиберальным инициативам с Запада. Вот такой парадокс коммунистического прошлого, которое сегодня создаёт право-националистическое настоящее.

В западной оккупационной зоне дела шли примерно так же (т.е. денацификацию тоже быстро свернули), за тем исключением, что западные партнеры куда успешней, чем коммунисты наладили интеграцию бывших нацистов в общественно-экономическую жизнь.

Между тем, в ФРГ самым крупным политическим объединением граждан, оставшихся преданными ортодоксальному нацизму, стала Социалистическая Имперская Партия, образованная в 1949 году бывшим генерал-майором Вермахта Отто Эрнстом Ремером, именитым фанатиком, руководившим подавлением заговора против Гитлера в 1944 и оставшимся верным своему фюреру до последнего часа. 

Идеологическая платформа СИП, помимо традиционного антикоммунизма, включала в себя, как это ни покажется странным, еще более яростный антиамериканизм. Т.е. бывшие нацисты воспринимали политическое руководство ФРГ во главе с Аденауэром в качестве презренных американских марионеток, указывали на роль США в деле дискредитации Третьего рейха (в частности - в фальсификации Холокоста, который естественно отрицался), утверждали, что американцы губят великое наследие германской нации своей культурной экспансией, что американцы с помощью НАТО подчинили немцев собственным интересам, лишив их суверенитета и вообще, между двух зол (советским коммунизмом и американско-еврейским капитализмом) бывшие нацисты склонны были выбирать…все-таки советский коммунизм. Заявляя, устами Ремера, что, в случае гипотетического конфликта США и СССР “вместо того, чтобы подставлять под пули русских наших женщин и детей…мы покажем русским путь к Рейну”. 

И тут вот самое любопытное: несмотря на откровенно нацистское и ядерно-антисемитское содержание СИП, Советский Союз поддерживал этот политический проект. Исходя, естественно, из собственных стратегических, реально-политических интересов. Непосредственно сам Отто Эрнст Ремер в интервью журналисту Мартину А.Ли 1997 года рассказывал о визитах делегатов СИП в Панков (восточно-берлинский округ) для встреч с представителями советской администрации. Впоследствии, указания на регулярную тайную финансовую помощь со стороны МГБ и восточногерманской Штази Социалистической Имперской Партии были обнаружены как в вывезенных Митрохиным архивных записках КГБ, так и в рассекреченном в 2007 году комплексе внутренних документах ЦРУ (“Family Jewels”/Семейные ценности). Архивы Гаука, занимавшегося после объединения Германии исследованиями документов Штази, так же подтверждают факты финансирования западногерманских неонацистов восточными товарищами с целью поддержки правого движения, ослабляющего позиции Соединенных Штатов и НАТО в ФРГ.

Соответственно, СИП платила за советскую поддержку той же монетой: например, во время Корейской войны неонацистская партия, - точно так же как и КПГ, - активно выступала против вмешательство в конфликт войск ООН (фактически США). А в марте 1952 она же публично поддержала предложенный Сталиным план создания нейтральной и объединенной Германии, который вызвал крайне негативную реакцию как в США, так и в политических верхах ФРГ.

В том же духе неонацисты выступили и против ремилитаризации ФРГ в составе НАТО, утверждая, что этот процесс во-первых, должен происходить только после восстановления целостности и единства германского государства, а во-вторых, уж точно не под эгидой Североатлантического Альянса, который является лишь инструментом в руках Америки. Понятно, что немецкие неонацисты одобрительно отнеслись и к советской “борьбе с безродным космополитизмом” (она же - защита национальной идентичности), жертвами которой становились евреи и “преклоняющиеся перед Западом” интеллигентики.

Короче говоря, несмотря на нацистскую сущность, Социалистическая Имперская Партия и особенно её вождь Ремер рассматривали СССР как идейно чуждую, но вместе с тем потенциально союзную немецкому национализму державу, борющуюся с доминированием враждебного Германии англосаксонского Запада в глобальном масштабе.

Правда никаких конкретных форм этот тактический альянс так и не принял по причине того, что в октябре 1952 СИП стала первой партией ФРГ, которая была запрещена федеральным судом за реабилитацию нацизма (второй запрещенной в ФРГ партией стала КПГ в 1956). В дальнейшем, бывший вождь СИП Отто Эрнст Ремер, бежавший во франкистскую Испанию в 1951 из-за судебного преследования (в своих речах он называл участников антинацистского Сопротивления “предателями немецкого народа”, чего в ФРГ было делать нельзя), еще неоднократно будет возникать на горизонте международной политики, последовательно контактируя и с Гамалем Абделем Насером, и с Фиделем Кастро, и с беглыми нацистскими преступниками в Южной Америке, и с сирийскими торговцами оружием и с итальянскими неофашистами Франко Фреды и с немецкими неонацистами из Группы Хоффмана, замешанными в чреде терактов и убийств в 70-е годы. 

В общем и целом взаимодействие между СССР и послевоенными западногерманскими неонацистами слегка напоминает советскую политику в отношении литовских фашистов в межвоенную эпоху, когда в условиях ничтожного влияния просоветских коммунистов советское государство рассматривало в качестве инструмента защиты собственных геополитических интересов идейно абсолютно чуждые силы. 

Потому что Маркс и Энгельс это конечно хорошо пока ты никто и никакой ответственности не несёшь, но когда ты превращаешься в ядро государства, нет ничего лучше Бисмарка и Макиавелли с их прагматизмом, циничным отношением к постулированным идеям и приматом государственных интересов над всякого рода громкими абстракциями.