Очередной большущий разговор с "Бизнес-онлайн" про Трампа и то, что происходит вокруг него. На этот раз поводом стал разрыв с Маском (а также с его попытками что-то реформировать и где-то сэкономить), но сам разговор оказался неожиданно актуальным в контексте стремительного приближения присоединения "мирных»" и "изоляционистских" США Трампа к войне против Ирана.
Несколько цитат для привлечения внимания:
"Трамп хочет не осушить болото, а стать самой громкой лягушкой на самой высокой его кочке"
"Государство реформировать — как свинью стричь: визгу много, толку мало. Лучше всем зарабатывать на революции искусственного интеллекта"
"Менеджер фонда Сороса и диджей с республиканских вечеринок победили человека, который собирался лететь на Марс"
"Маск верил, что государство можно сделать эффективным. Трамп считал, что его надо просто возглавить"
"В Лос-Анджелесе бунты — это как индейка на День благодарения. Без них не обходится ни один сезон"
А также – о нарциссизме, бананах, наследии протопопа Аввакума и о том, что, чтобы посчитать задачу "трансформации государства" выполненной, иногда достаточно перекрасить женщин-чиновников в блондинок.
Несколько цитат для привлечения внимания:
"Трамп хочет не осушить болото, а стать самой громкой лягушкой на самой высокой его кочке"
"Государство реформировать — как свинью стричь: визгу много, толку мало. Лучше всем зарабатывать на революции искусственного интеллекта"
"Менеджер фонда Сороса и диджей с республиканских вечеринок победили человека, который собирался лететь на Марс"
"Маск верил, что государство можно сделать эффективным. Трамп считал, что его надо просто возглавить"
"В Лос-Анджелесе бунты — это как индейка на День благодарения. Без них не обходится ни один сезон"
А также – о нарциссизме, бананах, наследии протопопа Аввакума и о том, что, чтобы посчитать задачу "трансформации государства" выполненной, иногда достаточно перекрасить женщин-чиновников в блондинок.
БИЗНЕС Online
Глеб Кузнецов: «Трамп не ерундой занимается, он за полгода разбогател, как никто в мире»
Как Израиль начал «войну по выбору», кто «ушатал» Маска и что означают протесты в Лос-Анджелесе
На ПМЭФ-2025 Москва представила немало проектов, которые показывают: город не просто "догоняет" мировые тренды, а формирует собственную уникальную модель технологического перехода, конкурируя уже не с очевидно отстающими "цифровыми городами Запада", а с восточными лидерами вроде Сингапура, Шэнчженя или Сеула.
3⃣ заявленных проекта показались мне "образцовыми" в смысле соответствия наиболее актуальным трендам.
ГЕОКУПОЛ
Пока Илон Маск обещает роботакси "на следующий год" (который год подряд), МИИГАиК создает реальную инфраструктуру для беспилотной экономики. "ГЕОКУПОЛ" это не просто улучшение ГЛОНАСС, а комплексная платформа высокоточной навигации для всего, что будет двигаться и действовать без человека. Настоящая роботизация и автоматизация невозможны без геоточности иного уровня, чем сегодня.
Тренд очевидный: рынок геонавигационных решений вырастет с 51 млрд ₽ в 2020 году до 512 млрд к 2030-му. Двигатель финансового прогресса - заказы Роскосмоса, Минсельхоза, строительных и логистических компаний. Разработка идет от задач реальной экономики, а не от "поиска применения" очередного стартапа.
МЕТАВСЕЛЕННАЯ ВДНХ
Пока Цукерберг очаровывается и разочаровывается в теме метавселенных, Москва запустила метавселенную, которая решает практические задачи. 80 павильонов и 400 экспонатов ВДНХ стали доступны всем жителям России в виде детального цифрового двойника.
Это не попытка создать "второй мир" для эскапизма. Это инструмент для туризма, образования, тестирования городских решений. В основе — фотограмметрическая модель из "Цифрового двойника Москвы", который с 2019 года помогает планировать реальное городское развитие.
Мировой рынок цифровых двойников растет и снова в 10 раз с 19,9 млрд $ в 2024 до прогнозируемых 91,92 млрд к 2029 году. Москва входит в этот тренд не как покупатель чужих решений, а как создатель собственных.
КИБЕРБЕЗОПАСНОСТЬ
Москва заключила с Positive Technologies соглашение о создании единой системы информационной безопасности. Это не просто "поставить антивирус", это выстраивание проактивной защиты критической инфраструктуры мегаполиса. Поскольку все цифровые решения в Москве интегрируются в единую сеть управления, вопрос о механизме защиты "цифровой Москвы" сверхактуален. Через уязвимость в системе социальной помощи хакер может добраться до управления ЖКХ или транспортом - это риски для всех.
Как сформулировал Собянин: "Управление городом все больше переходит в цифровой формат. Цифровой двойник Москвы - большая управленческая платформа, позволяющая моделировать множество процессов, происходящих в реальной жизни, от обеспечения безопасности до перспективных транспортных систем. Без этого моделирования в Москве не принимается ни одно серьезное решение".
Фактически, Московская модель технологического развития строится на 3 принципах:
1⃣ От задач к технологиям, а не наоборот. Навигация для беспилотников нужна транспорту и логистике. Цифровые двойники — городскому планированию. Кибербезопасность — защите критической инфраструктуры. Технологии создаются под конкретные потребности, а не в поисках "проблемы для решения".
2⃣ Государство как продюсер, а не инвестор. Город предоставляет инфраструктуру, данные, площадки для апробации. Но не покупает доли и не требует "экзита". Логика — долгосрочное развитие, а не прибыль.
3⃣ Технологический суверенитет через кооперацию. МИИГАиК работает с Роскосмосом и МФТИ. ВДНХ использует наработки "Цифрового двойника Москвы". Positive Technologies интегрируется в городскую экосистему на всех уровнях. Это не конкуренция за ресурсы, а совместное решение задач.
Ну и напоследок, цитата с ПМЭФ вице-президента Газпромбанка Алексей Федоров: "Крупные технологии редко рождаются в хаосе стартапов. Взгляните на микроэлектронику, атомный или космический проекты — они строились на четких задачах, государственном заказе, системной кооперации. Именно так создаются прорывы".
В мире, где даже создатель ChatGPT мечтает купить Chrome у Google ради доступа к данным, централизованный московский подход к технологическому развитию может оказаться не "отсталостью", а конкурентным преимуществом.
3⃣ заявленных проекта показались мне "образцовыми" в смысле соответствия наиболее актуальным трендам.
ГЕОКУПОЛ
Пока Илон Маск обещает роботакси "на следующий год" (который год подряд), МИИГАиК создает реальную инфраструктуру для беспилотной экономики. "ГЕОКУПОЛ" это не просто улучшение ГЛОНАСС, а комплексная платформа высокоточной навигации для всего, что будет двигаться и действовать без человека. Настоящая роботизация и автоматизация невозможны без геоточности иного уровня, чем сегодня.
Тренд очевидный: рынок геонавигационных решений вырастет с 51 млрд ₽ в 2020 году до 512 млрд к 2030-му. Двигатель финансового прогресса - заказы Роскосмоса, Минсельхоза, строительных и логистических компаний. Разработка идет от задач реальной экономики, а не от "поиска применения" очередного стартапа.
МЕТАВСЕЛЕННАЯ ВДНХ
Пока Цукерберг очаровывается и разочаровывается в теме метавселенных, Москва запустила метавселенную, которая решает практические задачи. 80 павильонов и 400 экспонатов ВДНХ стали доступны всем жителям России в виде детального цифрового двойника.
Это не попытка создать "второй мир" для эскапизма. Это инструмент для туризма, образования, тестирования городских решений. В основе — фотограмметрическая модель из "Цифрового двойника Москвы", который с 2019 года помогает планировать реальное городское развитие.
Мировой рынок цифровых двойников растет и снова в 10 раз с 19,9 млрд $ в 2024 до прогнозируемых 91,92 млрд к 2029 году. Москва входит в этот тренд не как покупатель чужих решений, а как создатель собственных.
КИБЕРБЕЗОПАСНОСТЬ
Москва заключила с Positive Technologies соглашение о создании единой системы информационной безопасности. Это не просто "поставить антивирус", это выстраивание проактивной защиты критической инфраструктуры мегаполиса. Поскольку все цифровые решения в Москве интегрируются в единую сеть управления, вопрос о механизме защиты "цифровой Москвы" сверхактуален. Через уязвимость в системе социальной помощи хакер может добраться до управления ЖКХ или транспортом - это риски для всех.
Как сформулировал Собянин: "Управление городом все больше переходит в цифровой формат. Цифровой двойник Москвы - большая управленческая платформа, позволяющая моделировать множество процессов, происходящих в реальной жизни, от обеспечения безопасности до перспективных транспортных систем. Без этого моделирования в Москве не принимается ни одно серьезное решение".
Фактически, Московская модель технологического развития строится на 3 принципах:
1⃣ От задач к технологиям, а не наоборот. Навигация для беспилотников нужна транспорту и логистике. Цифровые двойники — городскому планированию. Кибербезопасность — защите критической инфраструктуры. Технологии создаются под конкретные потребности, а не в поисках "проблемы для решения".
2⃣ Государство как продюсер, а не инвестор. Город предоставляет инфраструктуру, данные, площадки для апробации. Но не покупает доли и не требует "экзита". Логика — долгосрочное развитие, а не прибыль.
3⃣ Технологический суверенитет через кооперацию. МИИГАиК работает с Роскосмосом и МФТИ. ВДНХ использует наработки "Цифрового двойника Москвы". Positive Technologies интегрируется в городскую экосистему на всех уровнях. Это не конкуренция за ресурсы, а совместное решение задач.
Ну и напоследок, цитата с ПМЭФ вице-президента Газпромбанка Алексей Федоров: "Крупные технологии редко рождаются в хаосе стартапов. Взгляните на микроэлектронику, атомный или космический проекты — они строились на четких задачах, государственном заказе, системной кооперации. Именно так создаются прорывы".
В мире, где даже создатель ChatGPT мечтает купить Chrome у Google ради доступа к данным, централизованный московский подход к технологическому развитию может оказаться не "отсталостью", а конкурентным преимуществом.
Когда Дж. Безос арендует половину Венеции для свадьбы стоимостью $50 миллионов, это не просто манифестация стиля одного нувориша. Это манифест фундаментальной трансформации капитализма — от протестантской этики к неофеодальной форме властных, социальных и политических отношений. И это – как и протест венецианцев, и надувные 🐊в каналах – социологически прикольная вещь.
Традиционное "веберовское" капиталистическое богатство - знак божественного благословения, но демонстрация роскоши - непростительная гордыня. Сегодняшние техномиллиардеры разрушили эту традицию. И ведут себя, скорее, как индийские набобы из викторианских романов: частные космические программы, яхты размером с военные корабли. Свадьба Безоса — апогей этой трансформации.
Источник изменений лежит в самой природе современного богатства. Традиционные капиталисты создавали физические активы — заводы, дороги, инфраструктуру. Их капитал был привязан к конкретным местам и сообществам, что создавало обязательства.
Техномиллиардеры контролируют платформы и данные — абстрактные активы, позволяющие извлекать ренту из всей экономики, не создавая ничего материального. Amazon поднял торговую маржу с традиционной в обычной экономике в 10 раз, фактически обложив данью всех участников рынка. Это ближе к феодальному контролю над торговыми путями, чем к промышленному капитализму. Безос – ближе к Тамерлану, чем к Рокфеллеру.
Богатство платформенных гигантов создано не столько инновациями, сколько регуляторной средой. Оформлено политически. Amazon доминирует благодаря антимонопольной слепоте властей. Стоит регуляторам ограничить комиссии платформ, обеспечить налоговую прозрачность или разделить интегрированные бизнесы — и состояния могут сдуться как мыльные пузыри.
Именно здесь истинный смысл венецианского спектакля. Это не личное торжество, а геополитическое мероприятие. Когда ты приглашаешь дочь президента США, топ-менеджеров корпораций, медиамагнатов и политиков на трехдневный фестиваль роскоши, ты создаешь сеть взаимных обязательств. Это взятка, поражающая воображение, — не деньгами, а опытом и впечатлениями, которые не купить.
Традиционная коррупция ограничена суммами, которые можно передать незаметно. Но превращая объект всемирного наследия в свою игровую площадку, ты даришь опыт экстраординарной власти. Каждый гость становится соучастником этого великолепия, психологически связанным с хозяином праздника.
Березовский в 1990-е тоже устраивал легендарные вечеринки для политиков и медиаперсон. Безос просто делает это изящнее и с большим бюджетом, но суть - демонстрация могущества + создание клиентелы.
Венецианцы не могут попасть в город, так как миллиардер арендовал его. Протестующие с надувными крокодилами в каналах — это не просто фольклор, а символическое сопротивление новому феодализму опять же стилистически близкое традиционному для феодализма "карнавалу, как способу отрицания власти".
Мы наблюдаем фундаментальную трансформацию: от конкурентного капитализма к олигархическому контролю. Ключевые экономические активы сосредоточены в руках узкой группы людей, богатство которых целиком зависит от политических решений. При этом они обладают достаточными ресурсами для влияния на эти самые решения.
Венецианская свадьба — не аномалия, а логичное развитие системы, где экономическая власть трансформируется в политическое влияние через "экономику впечатлений". Это возвращение к аристократической культуре, только без традиционных ограничений аристократии — обязательств перед подданными, кодекса чести, хотя бы формальной ответственности.
И вопрос тут не в том, имеет ли право Безос потратить свои деньги на роскошную свадьбу. Вопрос в том, должно ли общество позволять накопление богатства до уровня, когда частные лица получают власть над общественными пространствами, политическими процессами и самой структурой экономики. "Сопротивление венецианцев" - попытка горожан напомнить новым набобам, что города принадлежат людям, а не капиталу.
Смех смехом, но классический марксизм становится все более релевантным способом объяснения политпроцессов. Спасибо Безосу с Трампом.
Традиционное "веберовское" капиталистическое богатство - знак божественного благословения, но демонстрация роскоши - непростительная гордыня. Сегодняшние техномиллиардеры разрушили эту традицию. И ведут себя, скорее, как индийские набобы из викторианских романов: частные космические программы, яхты размером с военные корабли. Свадьба Безоса — апогей этой трансформации.
Источник изменений лежит в самой природе современного богатства. Традиционные капиталисты создавали физические активы — заводы, дороги, инфраструктуру. Их капитал был привязан к конкретным местам и сообществам, что создавало обязательства.
Техномиллиардеры контролируют платформы и данные — абстрактные активы, позволяющие извлекать ренту из всей экономики, не создавая ничего материального. Amazon поднял торговую маржу с традиционной в обычной экономике в 10 раз, фактически обложив данью всех участников рынка. Это ближе к феодальному контролю над торговыми путями, чем к промышленному капитализму. Безос – ближе к Тамерлану, чем к Рокфеллеру.
Богатство платформенных гигантов создано не столько инновациями, сколько регуляторной средой. Оформлено политически. Amazon доминирует благодаря антимонопольной слепоте властей. Стоит регуляторам ограничить комиссии платформ, обеспечить налоговую прозрачность или разделить интегрированные бизнесы — и состояния могут сдуться как мыльные пузыри.
Именно здесь истинный смысл венецианского спектакля. Это не личное торжество, а геополитическое мероприятие. Когда ты приглашаешь дочь президента США, топ-менеджеров корпораций, медиамагнатов и политиков на трехдневный фестиваль роскоши, ты создаешь сеть взаимных обязательств. Это взятка, поражающая воображение, — не деньгами, а опытом и впечатлениями, которые не купить.
Традиционная коррупция ограничена суммами, которые можно передать незаметно. Но превращая объект всемирного наследия в свою игровую площадку, ты даришь опыт экстраординарной власти. Каждый гость становится соучастником этого великолепия, психологически связанным с хозяином праздника.
Березовский в 1990-е тоже устраивал легендарные вечеринки для политиков и медиаперсон. Безос просто делает это изящнее и с большим бюджетом, но суть - демонстрация могущества + создание клиентелы.
Венецианцы не могут попасть в город, так как миллиардер арендовал его. Протестующие с надувными крокодилами в каналах — это не просто фольклор, а символическое сопротивление новому феодализму опять же стилистически близкое традиционному для феодализма "карнавалу, как способу отрицания власти".
Мы наблюдаем фундаментальную трансформацию: от конкурентного капитализма к олигархическому контролю. Ключевые экономические активы сосредоточены в руках узкой группы людей, богатство которых целиком зависит от политических решений. При этом они обладают достаточными ресурсами для влияния на эти самые решения.
Венецианская свадьба — не аномалия, а логичное развитие системы, где экономическая власть трансформируется в политическое влияние через "экономику впечатлений". Это возвращение к аристократической культуре, только без традиционных ограничений аристократии — обязательств перед подданными, кодекса чести, хотя бы формальной ответственности.
И вопрос тут не в том, имеет ли право Безос потратить свои деньги на роскошную свадьбу. Вопрос в том, должно ли общество позволять накопление богатства до уровня, когда частные лица получают власть над общественными пространствами, политическими процессами и самой структурой экономики. "Сопротивление венецианцев" - попытка горожан напомнить новым набобам, что города принадлежат людям, а не капиталу.
Смех смехом, но классический марксизм становится все более релевантным способом объяснения политпроцессов. Спасибо Безосу с Трампом.
Огромное интервью Питера Тиля получило кучу комментариев, но в основном (понятно – кому еще он интересен) они касались технических аспектов – ИИ, полета на Марс и прочего. Мне же важна "социология техномиллиардеров".
1⃣ Средний класс как абстракция. "Средний класс — это люди, которые ожидают, что их дети будут жить лучше них самих", — превращает Тиль социальную группу в психологическое состояние. Это определение элегантно обходит все материальные проблемы реального среднего класса: застой заработных плат, рост стоимости жилья, недоступность образования и здравоохранения, прекариат – как новый "подвид" вчерашних средних, а ныне бедных. Для Тиля проблема среднего класса — это проблема ожиданий и технологической стагнации.
2⃣ Регулирование как козел отпущения. Центральный элемент его диагностики стагнации - обвинение регуляторов. FDA, по Тилю, "фактически регулирует лекарства не только в США, но и во всем мире", а Комиссия по ядерному регулированию "эффективно регулирует атомные электростанции по всему миру". Эта логика приводит его к радикальному предложению: FDA должна "отступить и разрешить продавать новые методы лечения Альцгеймера на открытом рынке", а исследователи должны "брать намного больше рисков". Но кто будет владеть результатами этих рисков? Его предложения по дерегулированию не решают проблему того, что любой медицинский прорыв мгновенно становится интеллектуальной собственностью, патентуется и монополизируется. В реальности ослабление клинических испытаний означает, что бедные и отчаявшиеся станут подопытными для экспериментов, риски которых они понесут, а прибыли достанутся частным компаниям.
3⃣ Финансиализация как невидимая проблема. Человек, критикующий застой в медицинских исследованиях, полностью игнорирует роль финансиализации в этом процессе. Тиль сетует на отсутствие прогресса в лечении деменции за 40-50 лет, обвиняя исследователей в том, что они "полностью застряли на бета-амилоидах" в рамках "какой-то глупой аферы". Но не задается вопросом: а что если проблема не в регулировании, а в том, что вся система научных исследований подчинена логике извлечения прибыли? И если бы не стоили "бета-амилоидные" препараты 30 000$ в год на пациента, то и не было бы этой аферы. Возможно, лекарство от деменции не могут найти не потому, что регулятор тормозит исследования, а потому, что все — включая вчерашних университетских исследователей, а ныне стартаперов — озабочены исключительно тем, сколько им принесет их открытие. И в этом смысле шанс у новых групп препаратов появится когда бета-амилоидные выйдут из под патента.
4⃣ Американский техношовинизм. Интервью демонстрирует поразительно американоцентричную картину мира, где США фактически приравниваются к цивилизации. Тиль утверждает, что американские регуляторы де-факто контролируют весь мир, полностью игнорируя существование альтернативных центров как научного и технологического развития, так и регуляции. Для Тиля мир заканчивается границами Кремниевой долины: "Проблемы цивилизации = проблемы США. Решения = американские решения." Даже про Китай – в отличие от других "техноимпериалистов" - походя – "Они уже проиграли" в технологиях в логике "от бессилия могут напасть на Тайвань". Собственно и Трамп для него – просто "разрушитель" регуляции. Если "регулятор – проблема", то неважно чем руководствуется и как ведет себя тот, кто сыплет ему песок в мотор.
В итоге, Тиль предлагает технократическое решение (больше инноваций, меньше регулирования) для того, что вполне можно описать как проблему распределения ресурсов и власти. Его "средний класс" — это абстракция, а не люди с конкретными материальными потребностями. Его анализ стагнации игнорирует роль финансиализации в превращении любого прогресса в инструмент концентрации богатства. Парадокс в том, что Тиль - продукт и архитектор той самой системы, которая, по мнению многих, и является источником стагнации. Он инвестирует в компании, монополизирующие инновации; поддерживает патентную систему, блокирующую прогресс, и строит технологии наблюдения, годные лишь для ограничения свобод, которые ему так на словах дороги.
1⃣ Средний класс как абстракция. "Средний класс — это люди, которые ожидают, что их дети будут жить лучше них самих", — превращает Тиль социальную группу в психологическое состояние. Это определение элегантно обходит все материальные проблемы реального среднего класса: застой заработных плат, рост стоимости жилья, недоступность образования и здравоохранения, прекариат – как новый "подвид" вчерашних средних, а ныне бедных. Для Тиля проблема среднего класса — это проблема ожиданий и технологической стагнации.
2⃣ Регулирование как козел отпущения. Центральный элемент его диагностики стагнации - обвинение регуляторов. FDA, по Тилю, "фактически регулирует лекарства не только в США, но и во всем мире", а Комиссия по ядерному регулированию "эффективно регулирует атомные электростанции по всему миру". Эта логика приводит его к радикальному предложению: FDA должна "отступить и разрешить продавать новые методы лечения Альцгеймера на открытом рынке", а исследователи должны "брать намного больше рисков". Но кто будет владеть результатами этих рисков? Его предложения по дерегулированию не решают проблему того, что любой медицинский прорыв мгновенно становится интеллектуальной собственностью, патентуется и монополизируется. В реальности ослабление клинических испытаний означает, что бедные и отчаявшиеся станут подопытными для экспериментов, риски которых они понесут, а прибыли достанутся частным компаниям.
3⃣ Финансиализация как невидимая проблема. Человек, критикующий застой в медицинских исследованиях, полностью игнорирует роль финансиализации в этом процессе. Тиль сетует на отсутствие прогресса в лечении деменции за 40-50 лет, обвиняя исследователей в том, что они "полностью застряли на бета-амилоидах" в рамках "какой-то глупой аферы". Но не задается вопросом: а что если проблема не в регулировании, а в том, что вся система научных исследований подчинена логике извлечения прибыли? И если бы не стоили "бета-амилоидные" препараты 30 000$ в год на пациента, то и не было бы этой аферы. Возможно, лекарство от деменции не могут найти не потому, что регулятор тормозит исследования, а потому, что все — включая вчерашних университетских исследователей, а ныне стартаперов — озабочены исключительно тем, сколько им принесет их открытие. И в этом смысле шанс у новых групп препаратов появится когда бета-амилоидные выйдут из под патента.
4⃣ Американский техношовинизм. Интервью демонстрирует поразительно американоцентричную картину мира, где США фактически приравниваются к цивилизации. Тиль утверждает, что американские регуляторы де-факто контролируют весь мир, полностью игнорируя существование альтернативных центров как научного и технологического развития, так и регуляции. Для Тиля мир заканчивается границами Кремниевой долины: "Проблемы цивилизации = проблемы США. Решения = американские решения." Даже про Китай – в отличие от других "техноимпериалистов" - походя – "Они уже проиграли" в технологиях в логике "от бессилия могут напасть на Тайвань". Собственно и Трамп для него – просто "разрушитель" регуляции. Если "регулятор – проблема", то неважно чем руководствуется и как ведет себя тот, кто сыплет ему песок в мотор.
В итоге, Тиль предлагает технократическое решение (больше инноваций, меньше регулирования) для того, что вполне можно описать как проблему распределения ресурсов и власти. Его "средний класс" — это абстракция, а не люди с конкретными материальными потребностями. Его анализ стагнации игнорирует роль финансиализации в превращении любого прогресса в инструмент концентрации богатства. Парадокс в том, что Тиль - продукт и архитектор той самой системы, которая, по мнению многих, и является источником стагнации. Он инвестирует в компании, монополизирующие инновации; поддерживает патентную систему, блокирующую прогресс, и строит технологии наблюдения, годные лишь для ограничения свобод, которые ему так на словах дороги.
Мой комментарий об интернете вещей для #ВЦИОМ_Экспертиза
ВЦИОМ представил интереснейший доклад "Интернет тел: завтра начинается сегодня" с ключевым выводом о том, что россияне видят "медицинский сценарий" как наиболее вероятный для развития IoB-технологий (от internet-of-bodies — интернет тел). Но что исследователи действительно зафиксировали?
49% "осведомленных" о технологиях IoB не смогли привести конкретный пример устройства. То есть половина "знают, но не точно". И это важнейший момент в постоянно фиксируемом социологами технооптимизме наших сограждан. Секуляризированное советское общество назначило науку и технологии ключевыми "архангелами" светской веры марксизма, и до сих пор представление о безусловной позитивности прогресса остается важной отличительной чертой (пост)советского человека от человека западного или восточного.
Итак, если люди не знают, что это такое, то во что именно они верят? Когда ВЦИОМ фиксирует "веру в медицинский сценарий", исследователи честно отражают общественные настроения. Но эти настроения формируются не столько медицинской практикой, сколько маркетинговыми нарративами.
Социологи изучают не технологии, а их социальные репрезентации. И здесь кроется методологическая ловушка: респонденты говорят не о реальных IoB-устройствах, а об их образах в медиа. Возьмем конкретный пример из сферы "интернета тел":
Маркетинговый нарратив: "умные часы" — революция в кардиологии.
Реальность: тонометр за 2 тысячи точнее измеряет давление, чем часы за 50 тысяч, а число измерений в день само по себе не является ключевым условием для сохранения здоровья.
При этом респонденты видят позитивные последствия в улучшении качества жизни (56%). То есть люди покупают не медицинское устройство, а lifestyle-гаджет с медицинским антуражем и фиксируют высокий уровень удовлетворенности своим потребительским поведением.
Это классический пример медикализации в духе Фуко — превращение здоровых людей в пациентов, озабоченных постоянным контролем показателями и предоставляющих свои данные всем, кто захочет заплатить (не человеку, а поставщику приложения) в режиме онлайн. При этом это выглядит и логично описывается как вера в медицинские технологии.
ВЦИОМ сталкивается с фундаментальной проблемой социологии инноваций: как изучать технологии, которые существуют больше в воображении и рекламном ролике, чем в практике? 36% россиян уже используют IoB-устройства, в основном это фитнес-браслеты и смарт-часы. Но означает ли это, что они получают доступ к более качественной и продвинутой медпомощи? 74% готовы попробовать IoB-технологии, но готовы к чему именно? К медицинскому мониторингу или к покупке очередного гаджета?
На Западе бум IoB начался раньше, чем в России, но по иронии судьбы примерно в это время и сломалась тенденция к увеличению продолжительности жизни, свойственная Западу все послевоенное время. Причина — осложнение доступа к медицинской помощи, связанное как с последствием ковида, так и с общим кризисом социальных систем "государств всеобщего благоденствия".
То есть, когда респондент говорит: "Я верю, что IoB поменяет медицину", — он транслирует не медицинские предпочтения, а усвоенные маркетинговые смыслы о том, что "технологии = здоровье".
ВЦИОМ создал ценный документ, но не о технологиях как таковых, а скорее о том, как формируется общественное мнение в эпоху технологического маркетинга.
Доклад демонстрирует:
▪️как маркетинговые нарративы становятся общественным мнением;
▪️как потребительские практики маскируются под технологические предпочтения.
Имеет ли смысл говорить о социологии инноваций или это всегда будет социологией рекламы? Безусловно, имеет. Но, изучая феномены, связанные с инновациями, необходимо четко различать технологии и их репрезентации; базовые культурные установки, связанные с (не)принятием технологического прогресса, и осведомленность о реальном его состоянии; медицинские потребности и маркетинговые конструкции; готовность к инновациям и готовность к потреблению.
ВЦИОМ представил интереснейший доклад "Интернет тел: завтра начинается сегодня" с ключевым выводом о том, что россияне видят "медицинский сценарий" как наиболее вероятный для развития IoB-технологий (от internet-of-bodies — интернет тел). Но что исследователи действительно зафиксировали?
49% "осведомленных" о технологиях IoB не смогли привести конкретный пример устройства. То есть половина "знают, но не точно". И это важнейший момент в постоянно фиксируемом социологами технооптимизме наших сограждан. Секуляризированное советское общество назначило науку и технологии ключевыми "архангелами" светской веры марксизма, и до сих пор представление о безусловной позитивности прогресса остается важной отличительной чертой (пост)советского человека от человека западного или восточного.
Итак, если люди не знают, что это такое, то во что именно они верят? Когда ВЦИОМ фиксирует "веру в медицинский сценарий", исследователи честно отражают общественные настроения. Но эти настроения формируются не столько медицинской практикой, сколько маркетинговыми нарративами.
Социологи изучают не технологии, а их социальные репрезентации. И здесь кроется методологическая ловушка: респонденты говорят не о реальных IoB-устройствах, а об их образах в медиа. Возьмем конкретный пример из сферы "интернета тел":
Маркетинговый нарратив: "умные часы" — революция в кардиологии.
Реальность: тонометр за 2 тысячи точнее измеряет давление, чем часы за 50 тысяч, а число измерений в день само по себе не является ключевым условием для сохранения здоровья.
При этом респонденты видят позитивные последствия в улучшении качества жизни (56%). То есть люди покупают не медицинское устройство, а lifestyle-гаджет с медицинским антуражем и фиксируют высокий уровень удовлетворенности своим потребительским поведением.
Это классический пример медикализации в духе Фуко — превращение здоровых людей в пациентов, озабоченных постоянным контролем показателями и предоставляющих свои данные всем, кто захочет заплатить (не человеку, а поставщику приложения) в режиме онлайн. При этом это выглядит и логично описывается как вера в медицинские технологии.
ВЦИОМ сталкивается с фундаментальной проблемой социологии инноваций: как изучать технологии, которые существуют больше в воображении и рекламном ролике, чем в практике? 36% россиян уже используют IoB-устройства, в основном это фитнес-браслеты и смарт-часы. Но означает ли это, что они получают доступ к более качественной и продвинутой медпомощи? 74% готовы попробовать IoB-технологии, но готовы к чему именно? К медицинскому мониторингу или к покупке очередного гаджета?
На Западе бум IoB начался раньше, чем в России, но по иронии судьбы примерно в это время и сломалась тенденция к увеличению продолжительности жизни, свойственная Западу все послевоенное время. Причина — осложнение доступа к медицинской помощи, связанное как с последствием ковида, так и с общим кризисом социальных систем "государств всеобщего благоденствия".
То есть, когда респондент говорит: "Я верю, что IoB поменяет медицину", — он транслирует не медицинские предпочтения, а усвоенные маркетинговые смыслы о том, что "технологии = здоровье".
ВЦИОМ создал ценный документ, но не о технологиях как таковых, а скорее о том, как формируется общественное мнение в эпоху технологического маркетинга.
Доклад демонстрирует:
▪️как маркетинговые нарративы становятся общественным мнением;
▪️как потребительские практики маскируются под технологические предпочтения.
Имеет ли смысл говорить о социологии инноваций или это всегда будет социологией рекламы? Безусловно, имеет. Но, изучая феномены, связанные с инновациями, необходимо четко различать технологии и их репрезентации; базовые культурные установки, связанные с (не)принятием технологического прогресса, и осведомленность о реальном его состоянии; медицинские потребности и маркетинговые конструкции; готовность к инновациям и готовность к потреблению.
К вопросу о настоящих технологиях в здравоохранении, а не о "пульсомерках"⏫, с которыми связан "технооптимизм россиян". Тема Car-T терапии одна из самых перспективных в онкологии и терапии генетических заболеваний. Если коротко смысл в том, что собственные иммунные клетки человека "программируют" для определенных терапевтических задач вроде борьбы с опухолью.
Так как клетки "собственные" - побочек меньше, эффект больше, но сделать препарат "для всех" не получается. Решение нашли: всю технологию от забора крови пациента до возвращения "обученных" клеток в организм стандартизировали. Пионером был Новартис, фактически сделавший из "ремесленной" истории создания клеток под задачу в лабораториях "промышленность" с рынком в миллиарды.
Секрет успеха Novartis не просто в покупке лицензии на технологию, а в создании полноценной экосистемы массового производства персонализированной медицины. Время производства сократилось до 22 дней, а доля успешных изготовлений выросла с 70% до 95%. Novartis создала сеть из более чем 430 сертифицированных медицинских центров, которые выступают "заказчиками" препарата, поставляя подготовленный биоматериал пациента на фабрики компании.
Насколько "промышленная стандартизации" тут важна? Когда в марте 2022 года немецкая Miltenyi Biotec прекратила поставки расходных материалов для лабораторий CAR-T терапии, российские центры фактически потеряли возможность проводить эти процедуры. Центр Рогачева, который выполнял до 170 CAR-T процедур в год, был вынужден перевести пациентов на другие методы лечения.
И вот появляется мало кем кроме специалистов замеченный пресс-релиз о том, что в московской Морозовской больнице впервые в России проведены две процедуры Car-T по стандартизированной промышленной технологии.
Морозовская больница не просто адаптировала западную технологию - она создала собственную версию полного цикла CAR-T производства. Используя гранты Правительства Москвы, больница осуществила полный цикл производства от забора клеток до изготовления препарата на фармпредприятии и успешно провела терапию 12-летнему пациенту с рецидивом острого лимфобластного лейкоза, а через несколько дней и второму. Что говорит о возможном успешном промышленном масштабировании.
Успех Морозовской больницы выходит за рамки чисто медицинского достижения. CAR-T терапия - это конвергенция самых передовых технологий: генной инженерии, клеточной биологии, иммунологии, биоинформатики и промышленной биотехнологии. Создание полного цикла такого производства в условиях санкций демонстрирует зрелость российской научно-промышленной базы.
Более того, этот проект – основа для будущего лидерства. Пока западные компании борются за рынки развитых стран – все новартисовские центры работают для "золотого миллиарда", Россия может стать центром CAR-T терапии для стран БРИКС и глобального Юга. Российские технологии могут оказаться более доступными по цене, чем западные аналоги стоимостью в десятки миллионов рублей. Классический пример - ограничения становятся катализатором развития.
Ключевую роль в этом прорыве сыграла уникальная московская модель инновационного развития здравоохранения. Город создал систему, которая объединяет государственное финансирование, академические исследования и практическое внедрение в рамках единой экосистемы.
Правительство Москвы не просто выделило гранты на CAR-T терапию, но создало комплексную программу поддержки клеточных технологий. Морозовская больница - пилотная площадка - отрабатывает подходы, которые затем можно масштабировать на город и страну. В свое время, когда в процессе реконструкции Морозовки Собянин сделал ставку на создание центра не городского и даже не федерального, а мирового уровня по оснащению, многие задавались вопросом – а зачем? В конце концов есть же Рогачевка? А вот за этим. Московская экосистема инновационного здравоохранения конкурирует не с другими российскими центрами, а с коллективным Novartis’ом. Если тому потребовалось больше 10 лет для превращения академической разработки в мировую индустрию, то Москва прошла путь за 3 года, причем в условиях международных ограничений.
Так как клетки "собственные" - побочек меньше, эффект больше, но сделать препарат "для всех" не получается. Решение нашли: всю технологию от забора крови пациента до возвращения "обученных" клеток в организм стандартизировали. Пионером был Новартис, фактически сделавший из "ремесленной" истории создания клеток под задачу в лабораториях "промышленность" с рынком в миллиарды.
Секрет успеха Novartis не просто в покупке лицензии на технологию, а в создании полноценной экосистемы массового производства персонализированной медицины. Время производства сократилось до 22 дней, а доля успешных изготовлений выросла с 70% до 95%. Novartis создала сеть из более чем 430 сертифицированных медицинских центров, которые выступают "заказчиками" препарата, поставляя подготовленный биоматериал пациента на фабрики компании.
Насколько "промышленная стандартизации" тут важна? Когда в марте 2022 года немецкая Miltenyi Biotec прекратила поставки расходных материалов для лабораторий CAR-T терапии, российские центры фактически потеряли возможность проводить эти процедуры. Центр Рогачева, который выполнял до 170 CAR-T процедур в год, был вынужден перевести пациентов на другие методы лечения.
И вот появляется мало кем кроме специалистов замеченный пресс-релиз о том, что в московской Морозовской больнице впервые в России проведены две процедуры Car-T по стандартизированной промышленной технологии.
Морозовская больница не просто адаптировала западную технологию - она создала собственную версию полного цикла CAR-T производства. Используя гранты Правительства Москвы, больница осуществила полный цикл производства от забора клеток до изготовления препарата на фармпредприятии и успешно провела терапию 12-летнему пациенту с рецидивом острого лимфобластного лейкоза, а через несколько дней и второму. Что говорит о возможном успешном промышленном масштабировании.
Успех Морозовской больницы выходит за рамки чисто медицинского достижения. CAR-T терапия - это конвергенция самых передовых технологий: генной инженерии, клеточной биологии, иммунологии, биоинформатики и промышленной биотехнологии. Создание полного цикла такого производства в условиях санкций демонстрирует зрелость российской научно-промышленной базы.
Более того, этот проект – основа для будущего лидерства. Пока западные компании борются за рынки развитых стран – все новартисовские центры работают для "золотого миллиарда", Россия может стать центром CAR-T терапии для стран БРИКС и глобального Юга. Российские технологии могут оказаться более доступными по цене, чем западные аналоги стоимостью в десятки миллионов рублей. Классический пример - ограничения становятся катализатором развития.
Ключевую роль в этом прорыве сыграла уникальная московская модель инновационного развития здравоохранения. Город создал систему, которая объединяет государственное финансирование, академические исследования и практическое внедрение в рамках единой экосистемы.
Правительство Москвы не просто выделило гранты на CAR-T терапию, но создало комплексную программу поддержки клеточных технологий. Морозовская больница - пилотная площадка - отрабатывает подходы, которые затем можно масштабировать на город и страну. В свое время, когда в процессе реконструкции Морозовки Собянин сделал ставку на создание центра не городского и даже не федерального, а мирового уровня по оснащению, многие задавались вопросом – а зачем? В конце концов есть же Рогачевка? А вот за этим. Московская экосистема инновационного здравоохранения конкурирует не с другими российскими центрами, а с коллективным Novartis’ом. Если тому потребовалось больше 10 лет для превращения академической разработки в мировую индустрию, то Москва прошла путь за 3 года, причем в условиях международных ограничений.
Вторую неделю медиа полны победных реляций про "медицинский сверхразум" 🤯в исполнении Microsoft, который якобы "в сложных диагностических случаях" дает результат в 85% против жалких 20% у докторов людей. "Искусственный интеллект превзошел человека!", "Скоро врачи станут не нужны!", “ИИ привносит в медицину радикальную революцию" и все как мы любим.
Что на самом деле?
1️⃣Cценарий выглядел так: пять языковых моделей (GPT 4o, Сlaude Sonnet и аналоги) выступают в роли "агентов", каждый из которых играет определённую медицинскую роль: врач-первички, радиолог, терапевт, контролер качества и т.д. Они обмениваются сообщениями, задают друг другу вопросы, ищут в интернете, цитируют научные источники и в итоге формируют дифференциальный диагноз.
При этом реальные врачи, с которыми соревновались "агенты" были:
• Ограничены по времени;
• Без доступа к интернету, PubMed, справочникам;
• Работали в одиночку.
ИИ — коллектив, объединённый нейросетевым мозгом с поисковиком и архивом на борту. Врач — один человек без доступа к открытой даже информации. То есть "открытие" в том, что ИИ с доступом в интернет более точен, чем человек без доступа в интернет. На сверхразум не очень тянет.
2️⃣ Все кейсы из знакомой панели. Все случаи для тестирования Microsoft взяла из журнала New England Journal of Medicine (NEJM) — одного из самых престижных медицинских изданий в мире. Проблема в том, что статьи из этого журнала входят в стандартные обучающие панели, на которых тренировались все современные языковые модели, включая те, что использовал Microsoft.
Т.е., система не решала новые задачи — она вспоминала ответы на экзаменационные вопросы, которые видела во время подготовки. В машинном обучении это называется "data leakage" (утечка данных) и считается грубейшей методологической ошибкой, обесценивающей любой эксперимент.
3️⃣ Возникает интересный вопрос. Если ИИ тестировали на тех же данных, на которых он обучался, почему результат не 100%? Есть два объяснения, и оба не очень для Микрософт.
Первое — они намеренно занизили результат до "правдоподобных" 85%, потому что 100% выглядело бы слишком подозрительно даже для наивной публики. Это классический маркетинговый ход — добавить немного "человечности", реалистичности.
Второе объяснение еще хуже — их ИИ настолько плох, что даже при наличии ответов к экзамену не может их правильно воспроизвести. Классический "троечник", который даже зная ответы не может их повторить в полной мере.
История Microsoft — не исключение, а правило в мире медицинского ИИ.
Сразу вспоминает Epic Sepsis Model — алгоритм для раннего обнаружения внутрибольничного сепсиса, смертельно опасного осложнения многих видов терапий. В пресс-релизе система ставила сепсис в 87% правильно. Все были в восторге. Потом выяснилось, что система "предсказывает" сепсис в основном у тех пациентов, которых врачи уже начали лечить от сепсиса. Алгоритм просто анализировал назначения антибиотиков и "предупреждал" докторов о том, что они уже знали. Когда систему тестировали на данных до начала лечения, результат был ок. 50% - или есть сепсис, или нет.
В лабораторных условиях легко создать впечатляющие цифры, а в реальной клинической практике все оказывается намного сложнее. Поэтому, когда больницы пытались внедрить разрекламированные ИИ-системы, точность падала с обещанных 99% до 60-70% в лучшем случае.
А теперь лайфхак – как распознать вранье в ситуации с медицинским ИИ:
✔️Тестирование на маленьких выборках (у Microsoft – 28 случаев)
✔️Сравнение ИИ с изолированными врачами
✔️Заявления о "сверхчеловеческой" точности
✔️Отсутствие внешних подтверждающих исследований
✔️Результаты только в пресс-релизах
ИИ — мощный инструмент. Но когда его демонстрируют как чудо, "забывая" рассказать про манипуляции с данными и условиями тестирования, мы имеем дело не с наукой, а с маркетингом.Пока что единственное, в чем ИИ точно превосходит врачей — это способность генерировать хайп и зарабатывать благодаря ему деньги владельцам алгоритмов.
Что на самом деле?
1️⃣Cценарий выглядел так: пять языковых моделей (GPT 4o, Сlaude Sonnet и аналоги) выступают в роли "агентов", каждый из которых играет определённую медицинскую роль: врач-первички, радиолог, терапевт, контролер качества и т.д. Они обмениваются сообщениями, задают друг другу вопросы, ищут в интернете, цитируют научные источники и в итоге формируют дифференциальный диагноз.
При этом реальные врачи, с которыми соревновались "агенты" были:
• Ограничены по времени;
• Без доступа к интернету, PubMed, справочникам;
• Работали в одиночку.
ИИ — коллектив, объединённый нейросетевым мозгом с поисковиком и архивом на борту. Врач — один человек без доступа к открытой даже информации. То есть "открытие" в том, что ИИ с доступом в интернет более точен, чем человек без доступа в интернет. На сверхразум не очень тянет.
2️⃣ Все кейсы из знакомой панели. Все случаи для тестирования Microsoft взяла из журнала New England Journal of Medicine (NEJM) — одного из самых престижных медицинских изданий в мире. Проблема в том, что статьи из этого журнала входят в стандартные обучающие панели, на которых тренировались все современные языковые модели, включая те, что использовал Microsoft.
Т.е., система не решала новые задачи — она вспоминала ответы на экзаменационные вопросы, которые видела во время подготовки. В машинном обучении это называется "data leakage" (утечка данных) и считается грубейшей методологической ошибкой, обесценивающей любой эксперимент.
3️⃣ Возникает интересный вопрос. Если ИИ тестировали на тех же данных, на которых он обучался, почему результат не 100%? Есть два объяснения, и оба не очень для Микрософт.
Первое — они намеренно занизили результат до "правдоподобных" 85%, потому что 100% выглядело бы слишком подозрительно даже для наивной публики. Это классический маркетинговый ход — добавить немного "человечности", реалистичности.
Второе объяснение еще хуже — их ИИ настолько плох, что даже при наличии ответов к экзамену не может их правильно воспроизвести. Классический "троечник", который даже зная ответы не может их повторить в полной мере.
История Microsoft — не исключение, а правило в мире медицинского ИИ.
Сразу вспоминает Epic Sepsis Model — алгоритм для раннего обнаружения внутрибольничного сепсиса, смертельно опасного осложнения многих видов терапий. В пресс-релизе система ставила сепсис в 87% правильно. Все были в восторге. Потом выяснилось, что система "предсказывает" сепсис в основном у тех пациентов, которых врачи уже начали лечить от сепсиса. Алгоритм просто анализировал назначения антибиотиков и "предупреждал" докторов о том, что они уже знали. Когда систему тестировали на данных до начала лечения, результат был ок. 50% - или есть сепсис, или нет.
В лабораторных условиях легко создать впечатляющие цифры, а в реальной клинической практике все оказывается намного сложнее. Поэтому, когда больницы пытались внедрить разрекламированные ИИ-системы, точность падала с обещанных 99% до 60-70% в лучшем случае.
А теперь лайфхак – как распознать вранье в ситуации с медицинским ИИ:
✔️Тестирование на маленьких выборках (у Microsoft – 28 случаев)
✔️Сравнение ИИ с изолированными врачами
✔️Заявления о "сверхчеловеческой" точности
✔️Отсутствие внешних подтверждающих исследований
✔️Результаты только в пресс-релизах
ИИ — мощный инструмент. Но когда его демонстрируют как чудо, "забывая" рассказать про манипуляции с данными и условиями тестирования, мы имеем дело не с наукой, а с маркетингом.Пока что единственное, в чем ИИ точно превосходит врачей — это способность генерировать хайп и зарабатывать благодаря ему деньги владельцам алгоритмов.
🤱🫂В честь Дня семьи, любви и верности несколько тезисов про демографическую политику.
1⃣ Человечество переживает драматический демографический переход, последствия которого кардинально изменят мировой порядок к концу века. Глобальная рождаемость рухнула с 4,7 детей на женщину в 1950 году до 2,25 в 2024-м — снижение более чем в 2 раза за 75 лет. К 2100 году 97% стран будут иметь рождаемость ниже уровня воспроизводства.
2⃣ Экономические шоки уже начались. В США с 2019 трудоспособное население (25-54) выросло всего на 40 тысяч, тогда как число людей 65+ - на 5 млн. Демографические факторы объясняют 50% дефицита рабочей силы. Каждые 10% роста доли пожилых снижают ВВП на душу населения на 5,5%. При этом 1/3 падения происходит из-за сокращения занятости, 2/3 — из-за снижения производительности.
3⃣ Социальная политика поддержки семей не решает проблему демографии. Триллионные расходы по миру — нулевой демографический результат. Ни одна развитая страна не смогла поднять рождаемость нативного населения выше уровня замещения, Франция тратит 3,59% ВВП (~100 млрд € ежегодно) на семейную политику. Общая фертильность 1,8 ребенка на женщину достигается показателем 2,6 у мигранток. Француженки рожают существенно меньше. Швеция со знаменитой системой "speed premium" (отдельное крупное поощрение за быстрое рождение следующего ребенка) показывает фертильность 1,5. При этом 20% населения уже рождены за границей, а к 2050 году прогнозируется 50%+ мигрантов и их потомков. Россия ежегодно направляет 3 трлн рублей на "детский бюджет" при фертильности 1,5 — худший показатель в истории страны.
4⃣ Что дает социальная политика:
✔️Политическую лояльность в благодарность за материальную поддержку;
✔️Покупательную способность — детские выплаты стимулируют потребление;
✔️Социальную стабильность — снижает напряженность среди родителей;
✔️Перераспределение доходов — поддерживает семьи в сложной ситуации.
5⃣ Что НЕ решает:
Фундаментальное противоречие между современной экономикой и биологией воспроизводства. "Материнский штраф" – потери женщины в качестве жизни и перспективах от материнства - неустраним даже в самых эгалитарных обществах, составляя в среднем 25% доходов женщины. Альтернативные издержки времени для образованных женщин растут быстрее любых компенсаций.
6⃣ К 2100 кардинально изменится баланс сил:
🇮🇳Индия сохранит крупнейшую рабочую силу
🇳🇬Нигерия станет демографическим гигантом
🇺🇸США удержат позиции только благодаря миграции
🇨🇳Китай потеряет половину населения и экономическое лидерство
Массовая миграция из молодой Африки в стареющую Европу и Азию станет главным вызовом для международной стабильности.
7⃣ Время для радикальных решений. Традиционная демографическая политика достигла пределов эффективности. Демографические изменения имеют 20-30-летнюю инерцию — решения, принятые сегодня, определят структуру населения второй половины XXI века.
8⃣ Единственное понятное техническое решение: "искусственная матка". Проблема 4-24 — главное техническое препятствие для создания "искусственной матки". Современная медицина может поддерживать жизнь плода в инкубаторе только после 24-й недели беременности и обеспечить развитие эмбриона в первые 4 недели вне материнского организма. При сохранении текущих темпов развития биотехнологий, решение проблемы 4-24 и создание полноценной искусственной матки может стать реальностью к 2040-2050 годам.
9⃣ Это критически долго. Нужно ускоряться. Развитая часть человечества стоит перед выбором: либо принять демографическое замещение через массовую миграцию, либо решить проблему технологически через искусственную матку. При этом решить ее в 2030 и в 2050 годах – разные вещи с точки зрения будущего и перспектив.
🔟 Признание того факта, что социальная политика не решает демографические проблемы, позволит более реалистично планировать будущее. Социальная поддержка семей — это хороший инструмент для решения множества социально-экономических задач, но демография к ним не относится. Окно для действий стремительно сужается. Настоящий "праздник Петра и Февронии" должен быть связан с инвестициями в биотехнологии.
1⃣ Человечество переживает драматический демографический переход, последствия которого кардинально изменят мировой порядок к концу века. Глобальная рождаемость рухнула с 4,7 детей на женщину в 1950 году до 2,25 в 2024-м — снижение более чем в 2 раза за 75 лет. К 2100 году 97% стран будут иметь рождаемость ниже уровня воспроизводства.
2⃣ Экономические шоки уже начались. В США с 2019 трудоспособное население (25-54) выросло всего на 40 тысяч, тогда как число людей 65+ - на 5 млн. Демографические факторы объясняют 50% дефицита рабочей силы. Каждые 10% роста доли пожилых снижают ВВП на душу населения на 5,5%. При этом 1/3 падения происходит из-за сокращения занятости, 2/3 — из-за снижения производительности.
3⃣ Социальная политика поддержки семей не решает проблему демографии. Триллионные расходы по миру — нулевой демографический результат. Ни одна развитая страна не смогла поднять рождаемость нативного населения выше уровня замещения, Франция тратит 3,59% ВВП (~100 млрд € ежегодно) на семейную политику. Общая фертильность 1,8 ребенка на женщину достигается показателем 2,6 у мигранток. Француженки рожают существенно меньше. Швеция со знаменитой системой "speed premium" (отдельное крупное поощрение за быстрое рождение следующего ребенка) показывает фертильность 1,5. При этом 20% населения уже рождены за границей, а к 2050 году прогнозируется 50%+ мигрантов и их потомков. Россия ежегодно направляет 3 трлн рублей на "детский бюджет" при фертильности 1,5 — худший показатель в истории страны.
4⃣ Что дает социальная политика:
✔️Политическую лояльность в благодарность за материальную поддержку;
✔️Покупательную способность — детские выплаты стимулируют потребление;
✔️Социальную стабильность — снижает напряженность среди родителей;
✔️Перераспределение доходов — поддерживает семьи в сложной ситуации.
5⃣ Что НЕ решает:
Фундаментальное противоречие между современной экономикой и биологией воспроизводства. "Материнский штраф" – потери женщины в качестве жизни и перспективах от материнства - неустраним даже в самых эгалитарных обществах, составляя в среднем 25% доходов женщины. Альтернативные издержки времени для образованных женщин растут быстрее любых компенсаций.
6⃣ К 2100 кардинально изменится баланс сил:
🇮🇳Индия сохранит крупнейшую рабочую силу
🇳🇬Нигерия станет демографическим гигантом
🇺🇸США удержат позиции только благодаря миграции
🇨🇳Китай потеряет половину населения и экономическое лидерство
Массовая миграция из молодой Африки в стареющую Европу и Азию станет главным вызовом для международной стабильности.
7⃣ Время для радикальных решений. Традиционная демографическая политика достигла пределов эффективности. Демографические изменения имеют 20-30-летнюю инерцию — решения, принятые сегодня, определят структуру населения второй половины XXI века.
8⃣ Единственное понятное техническое решение: "искусственная матка". Проблема 4-24 — главное техническое препятствие для создания "искусственной матки". Современная медицина может поддерживать жизнь плода в инкубаторе только после 24-й недели беременности и обеспечить развитие эмбриона в первые 4 недели вне материнского организма. При сохранении текущих темпов развития биотехнологий, решение проблемы 4-24 и создание полноценной искусственной матки может стать реальностью к 2040-2050 годам.
9⃣ Это критически долго. Нужно ускоряться. Развитая часть человечества стоит перед выбором: либо принять демографическое замещение через массовую миграцию, либо решить проблему технологически через искусственную матку. При этом решить ее в 2030 и в 2050 годах – разные вещи с точки зрения будущего и перспектив.
🔟 Признание того факта, что социальная политика не решает демографические проблемы, позволит более реалистично планировать будущее. Социальная поддержка семей — это хороший инструмент для решения множества социально-экономических задач, но демография к ним не относится. Окно для действий стремительно сужается. Настоящий "праздник Петра и Февронии" должен быть связан с инвестициями в биотехнологии.
Покритиковали меня за пост про неизбежность "биотехнологического решения" демографической проблемы. С разных позиций: "чуда материнства", "таинства общения матери с ребенком" и "вещь такая тонкая, что сама собой измениться может через 20 лет".
И вот о чем я подумал.
Фертильность падает уже полвека. Традиционные меры — смесь соцполитики и пропаганды — показывают устойчивый недостаток эффективности. А технологии искусственного материнства, способные революционизировать демографическую ситуацию, остаются прямо табуированными. Почему?
Потому что "нормальная" институциональная эволюция всегда и везде идет в сторону усложнения и расширения существующих механизмов, а не их замены на более эффективные.
Демографическая индустрия как мегамашина
Современная демографическая политика породила индустрию. Миллионы рабочих мест буквально зависят от существующей системы. Каждый новый провал традиционной демографической политики парадоксальным образом укрепляет ее. Не работают выплаты и пособия? - увеличить. Любая неудача интерпретируется как недостаток ресурсов, а не как фундаментальная недостаточность подхода.
Экспертное сообщество – единый фронт
Демографы-традиционалисты, социологи семьи, исследователи социальной политики — для них признать эффективность радикально иных решений означает расписаться в собственной бесполезности. Экспертное сообщество живет как интеллектуальная эхокамера - одни и те же идеи крутятся с незначительными вариациями.
Политический класс в безопасной зоне
Для политиков семья и дети — беспроигрышная тема. "Люди из пробирки" часто просто неприемлемо для избирателей. Депутаты-авторы "семейных" законов, "защитники традиционных ценностей" — их политическая идентичность неразрывно связана с существующим подходом.
Коалиция "моральных предпринимателей"
Демографическая политика касается семьи, что делает её эмоционально нагруженной. Пересечение с религиозными вопросами и женской повесткой создает дополнительные слои сопротивления. Традиционалисты: "Искусственно означает противоестественно!", женщины: "Это отнимает у женщин материнство!", религиозные группы: "Против воли Божьей!" Удивительно, как обычно враждующие группы единодушны в сопротивлении технологическому решению.
Международная синхронизация провалов
Эхокамеры существуют не только на страновом уровне. "Глобальная эхокамера", где все страны делают одно и то же. "Лучшие практики" оказываются копированием неудач. Радикальные решения воспринимаются как выход из международного консенсуса, что создает дополнительные барьеры для их внедрения.
Мы имеем дело с "идеальным штормом": бюрократическая инерция плюс экспертное сопротивление плюс политические риски плюс моральные возражения плюс международный консенсус "против". И всё это при отсутствии острого ощущения кризиса. Ну будет нас в два раза меньше через 100 лет, но мы то – получающие зарплату сегодня – до этого не доживем.
Есть ли сценарии прорыва? Безусловно.
Катастрофический кризис
Только когда фертильность повсеместно (а не только в нескольких странах) упадет до критических значений (около 1,0 и ниже), а экономический коллапс от старения населения станет очевидным, возможен отказ от традиционных подходов. Чтобы преодолеть институциональную инерцию. кризис должен быть острым и болезненным,
Технологический прорыв в одной точке
Если одна страна (я ставлю на Китай – и в силу отсутствия религиозных ограничений, и в силу остроты вызова) создаст работающий прототип искусственной матки, страх отставания (FOMO) может заставить другие страны догонять. Внешний технологический шок способен сломать внутреннее сопротивление.
Смена поколений элит
Поколение "цифровых нативов" мыслит технологическими решениями в первую очередь. Им проще представить искусственную матку, чем увеличение "вознаграждений за рождение ребенка".
Мы живем в эпоху, когда технологии позволяют решить демографический кризис, но институты препятствуют этому решению. Но вопрос даже не в том, произойдет ли технологическая демографическая революция, а в том, сколько времени потребуется, чтобы сдаться перед очевидностью.
И вот о чем я подумал.
Фертильность падает уже полвека. Традиционные меры — смесь соцполитики и пропаганды — показывают устойчивый недостаток эффективности. А технологии искусственного материнства, способные революционизировать демографическую ситуацию, остаются прямо табуированными. Почему?
Потому что "нормальная" институциональная эволюция всегда и везде идет в сторону усложнения и расширения существующих механизмов, а не их замены на более эффективные.
Демографическая индустрия как мегамашина
Современная демографическая политика породила индустрию. Миллионы рабочих мест буквально зависят от существующей системы. Каждый новый провал традиционной демографической политики парадоксальным образом укрепляет ее. Не работают выплаты и пособия? - увеличить. Любая неудача интерпретируется как недостаток ресурсов, а не как фундаментальная недостаточность подхода.
Экспертное сообщество – единый фронт
Демографы-традиционалисты, социологи семьи, исследователи социальной политики — для них признать эффективность радикально иных решений означает расписаться в собственной бесполезности. Экспертное сообщество живет как интеллектуальная эхокамера - одни и те же идеи крутятся с незначительными вариациями.
Политический класс в безопасной зоне
Для политиков семья и дети — беспроигрышная тема. "Люди из пробирки" часто просто неприемлемо для избирателей. Депутаты-авторы "семейных" законов, "защитники традиционных ценностей" — их политическая идентичность неразрывно связана с существующим подходом.
Коалиция "моральных предпринимателей"
Демографическая политика касается семьи, что делает её эмоционально нагруженной. Пересечение с религиозными вопросами и женской повесткой создает дополнительные слои сопротивления. Традиционалисты: "Искусственно означает противоестественно!", женщины: "Это отнимает у женщин материнство!", религиозные группы: "Против воли Божьей!" Удивительно, как обычно враждующие группы единодушны в сопротивлении технологическому решению.
Международная синхронизация провалов
Эхокамеры существуют не только на страновом уровне. "Глобальная эхокамера", где все страны делают одно и то же. "Лучшие практики" оказываются копированием неудач. Радикальные решения воспринимаются как выход из международного консенсуса, что создает дополнительные барьеры для их внедрения.
Мы имеем дело с "идеальным штормом": бюрократическая инерция плюс экспертное сопротивление плюс политические риски плюс моральные возражения плюс международный консенсус "против". И всё это при отсутствии острого ощущения кризиса. Ну будет нас в два раза меньше через 100 лет, но мы то – получающие зарплату сегодня – до этого не доживем.
Есть ли сценарии прорыва? Безусловно.
Катастрофический кризис
Только когда фертильность повсеместно (а не только в нескольких странах) упадет до критических значений (около 1,0 и ниже), а экономический коллапс от старения населения станет очевидным, возможен отказ от традиционных подходов. Чтобы преодолеть институциональную инерцию. кризис должен быть острым и болезненным,
Технологический прорыв в одной точке
Если одна страна (я ставлю на Китай – и в силу отсутствия религиозных ограничений, и в силу остроты вызова) создаст работающий прототип искусственной матки, страх отставания (FOMO) может заставить другие страны догонять. Внешний технологический шок способен сломать внутреннее сопротивление.
Смена поколений элит
Поколение "цифровых нативов" мыслит технологическими решениями в первую очередь. Им проще представить искусственную матку, чем увеличение "вознаграждений за рождение ребенка".
Мы живем в эпоху, когда технологии позволяют решить демографический кризис, но институты препятствуют этому решению. Но вопрос даже не в том, произойдет ли технологическая демографическая революция, а в том, сколько времени потребуется, чтобы сдаться перед очевидностью.
📆📌Запомним этот день. Первый пошел. Бразильский президент Луис Инасиу Лула да Силва грубо и публично отвергает торговые ультиматумы Дональда Трампа в обращении к нации. И его стагнировавший последние пару лет рейтинг растет. Слова Лулы "ты избран править США, а не быть императором мира" моментально разошлись по заголовкам и мемам.
1⃣ Между идеей и интересом
Лула действительно апеллирует к тому, с чего начинал на рубеже веков: суверенитет, достоинство, антиколониализм. Но в 2025 году это звучит иначе. Не как идеология, а как инструмент — против давления извне и против оппозиции внутри.
Речь Лулы построена на риторике отрицания: в Бразилии "никто" (ninguem) не выше закона, кроме одного — народа (o povo). Повтор "ninguém — ninguém" становится ритмической формулой, призванной подчеркнуть юридическое равенство и политическую решимость. Эта конструкция не только мобилизует аудиторию, но и оформляет главное противопоставление: между внешними (или внутренними – Лула оперирует словом "предатель" - traidor по отношению к собственным "болсонаристам") узурпаторами и легитимной волей граждан.
Бразилия не объявляет бойкот США. Она не выходит из международных соглашений. Но Лула называет повышение тарифов "шантажом", отказывает Трампу в моральном или политическом авторитете и – внезапно - превращает внутренний платежный инструмент Pix в символ цифрового суверенитета. Это язык мобилизации, в котором государство – новое слово - защищает не только границы, но и алгоритмы.
2⃣ Цифровой суверенитет как поле конфликта
Pix — удобная, массовая и дешёвая система переводов, созданная Центробанком Бразилии. В ней — простая идея: финансовая инфраструктура может быть общественным достоянием, а не услугой частных монополий. Успех Pix раздражает американскую администрацию не только как экономический факт, но как прецедент. Альтернатива, не созданная в Силиконовой долине, да ещё и в южном полушарии, воспринимается как вызов модели глобального цифрового доминирования. Но Pix — это не суперапп и не технологическая платформа в китайском стиле. Это узкоспециализированный сервис. В этом смысле мысль "Pix принадлежит народу" - чисто популистская риторика.
3⃣ Новый тип империализма — цифровой. Не колонии, а экосистемы. Не "вице-короли", а платформы. Лула говорит об этом, пусть и косвенно. Его утверждение, что ни одна компания не может быть "выше закона", адресовано не столько Meta или Apple, сколько самой идее, что платформа важнее государства. Но цифровой суверенитет требует больше, чем громких заявлений. Он требует цифровой инфраструктуры, образования, разработчиков, экосистемы. Пока этого нет, антимонопольная риторика остаётся декларацией, а не практикой. А "смелое" противостояние техноимпериалистам выглядит как попытка политического контроля в узких партийных интересах. Если FB или Твиттер будут отзывчивей отвечать на требования судов и полиции Бразилии, претензии к ним смягчатся очевидно.
4⃣ Китай как фон, а не альтернатива
Экономический сдвиг в пользу Китая — ещё один важный элемент риторики Лулы. Действительно, структура торговли изменилась: Китай — главный рынок для бразильского экспорта. Это даёт больше свободы в переговорах с США. Но модель остаётся прежней: сырьё в обмен на потребительские товары и технологии. Китай (как и США) не предлагает Бразилии модернизацию — он предлагает деньги в обмен на сырье. Экономическая независимость остаётся относительной, а технологическая — вовсе символической. Стратегия суверенитета таким образом остается традиционной для Бразилии – найти политически комфортного, но платежеспособного покупателя.
Лула — опытный политик, играющий по правилам эпохи неопределённости. Он использует слабость глобального центра, чтобы показать силу периферии. Использует риторику достоинства — в момент, когда системные ответы на вызовы у него под рукой отсутствуют. Это не делает его героем. Это делает его политиком, чьи шаги одновременно отражают и формируют новый мир, где правила больше не пишутся в одном кабинете. И где конфликты о тарифах — больше, чем просто разговор о торговле.
1⃣ Между идеей и интересом
Лула действительно апеллирует к тому, с чего начинал на рубеже веков: суверенитет, достоинство, антиколониализм. Но в 2025 году это звучит иначе. Не как идеология, а как инструмент — против давления извне и против оппозиции внутри.
Речь Лулы построена на риторике отрицания: в Бразилии "никто" (ninguem) не выше закона, кроме одного — народа (o povo). Повтор "ninguém — ninguém" становится ритмической формулой, призванной подчеркнуть юридическое равенство и политическую решимость. Эта конструкция не только мобилизует аудиторию, но и оформляет главное противопоставление: между внешними (или внутренними – Лула оперирует словом "предатель" - traidor по отношению к собственным "болсонаристам") узурпаторами и легитимной волей граждан.
Бразилия не объявляет бойкот США. Она не выходит из международных соглашений. Но Лула называет повышение тарифов "шантажом", отказывает Трампу в моральном или политическом авторитете и – внезапно - превращает внутренний платежный инструмент Pix в символ цифрового суверенитета. Это язык мобилизации, в котором государство – новое слово - защищает не только границы, но и алгоритмы.
2⃣ Цифровой суверенитет как поле конфликта
Pix — удобная, массовая и дешёвая система переводов, созданная Центробанком Бразилии. В ней — простая идея: финансовая инфраструктура может быть общественным достоянием, а не услугой частных монополий. Успех Pix раздражает американскую администрацию не только как экономический факт, но как прецедент. Альтернатива, не созданная в Силиконовой долине, да ещё и в южном полушарии, воспринимается как вызов модели глобального цифрового доминирования. Но Pix — это не суперапп и не технологическая платформа в китайском стиле. Это узкоспециализированный сервис. В этом смысле мысль "Pix принадлежит народу" - чисто популистская риторика.
3⃣ Новый тип империализма — цифровой. Не колонии, а экосистемы. Не "вице-короли", а платформы. Лула говорит об этом, пусть и косвенно. Его утверждение, что ни одна компания не может быть "выше закона", адресовано не столько Meta или Apple, сколько самой идее, что платформа важнее государства. Но цифровой суверенитет требует больше, чем громких заявлений. Он требует цифровой инфраструктуры, образования, разработчиков, экосистемы. Пока этого нет, антимонопольная риторика остаётся декларацией, а не практикой. А "смелое" противостояние техноимпериалистам выглядит как попытка политического контроля в узких партийных интересах. Если FB или Твиттер будут отзывчивей отвечать на требования судов и полиции Бразилии, претензии к ним смягчатся очевидно.
4⃣ Китай как фон, а не альтернатива
Экономический сдвиг в пользу Китая — ещё один важный элемент риторики Лулы. Действительно, структура торговли изменилась: Китай — главный рынок для бразильского экспорта. Это даёт больше свободы в переговорах с США. Но модель остаётся прежней: сырьё в обмен на потребительские товары и технологии. Китай (как и США) не предлагает Бразилии модернизацию — он предлагает деньги в обмен на сырье. Экономическая независимость остаётся относительной, а технологическая — вовсе символической. Стратегия суверенитета таким образом остается традиционной для Бразилии – найти политически комфортного, но платежеспособного покупателя.
Лула — опытный политик, играющий по правилам эпохи неопределённости. Он использует слабость глобального центра, чтобы показать силу периферии. Использует риторику достоинства — в момент, когда системные ответы на вызовы у него под рукой отсутствуют. Это не делает его героем. Это делает его политиком, чьи шаги одновременно отражают и формируют новый мир, где правила больше не пишутся в одном кабинете. И где конфликты о тарифах — больше, чем просто разговор о торговле.
Читал на выходных большое исследование состояния отечественной архитектуры. Архитекторы – их опрашивали - недовольны. Архитектуры, мол, в стране нет. Главная претензия: архитекторов отстранили от принятия ключевых решений, всем заправляют девелоперы и чиновники, а "строительное лобби" узурпировало право на формирование облика российских городов. Традиционная, в общем, обида профессиональной корпорации, считающей, что ее роль снижается и мечтающей о "реванше" - возвращении "золотого века".
Но как по мне, за последние пятнадцать лет в России произошло то, что участники исследования приводят в пример, говоря, "давеча не то, что нонеча" — рождение современной архитектурной школы мирового уровня. Не хуже чем при Сталине (Академия архитектуры 30-50-х это символ того самого "золотого века").
Олимпиада в Сочи стала первой попыткой заявить о себе архитектурно после десятилетий, когда вершиной являлся лужковский китч. Да, это еще было время ученичества — значительное число объектов строили (как и во время ЧМ по проектам иностранцев). Но уже тогда появились признаки собственного почерка: интеграция природы и технологий, переосмысление народных мотивов в современных формах.
Парк "Зарядье" — кульминация этого этапа развития. Международная команда создала пространство, которое американский The Time включил в список ста лучших мест мира. Единственный российский объект в этом перечне. Архитекторы недовольны: "проектировали американцы". Как будто Растрелли был русским.
Отдельный значимый этап – ЧМ по футболу
Двенадцать стадионов в двенадцати городах — уникальная программа адаптации мирового опыта к местным условиям. В Казани "водяная лилия" вписалась в волжский ландшафт. В Нижнем Новгороде — в соседство с собором Александра Невского. В Екатеринбурге сохранили исторический фасад сталинской эпохи. И еще Екатеринбург. Там конкуренция местного олигархата, у кого офис круче, разожженная губернатором, – привела к появлению в городе крупных проектов от флагманов мировых архбюро. Что создало городу абсолютно уникальный эклектичный облик.
Дальше – санкции и неизбежное "импортозамещение". На первую линию выходят уже собственные проекты. И вот своеобразный "аттестат зрелости" чисто российской архитектурной школы – проект Наццентра "Россия" от отечественного бюро на Краснопресненской набережной, презентованный на прошлой недели Собяниным и Кириенко.
Идеи парка Зарядья в пределе и развитии: бионические формы, вдохновленные природой, мультимедийный фасад, способный демонстрировать все что угодно от государственной символики до арт-инсталляций. Общественное пространство перед центром – тоже "конструктор" - летом место для концертов и мероприятий – зимой – каток. Это архитектура, которая говорит о России на понятном миру языке, но говорит "своими словами".
Кроме того, Крымский мост, новые терминалы аэропортов, МЦК и МЦД, десятки новых станций метро — за последние годы создана инфраструктура, кардинально изменившая качество жизни миллионов людей. Это тоже архитектура — архитектура большого города, архитектура связности и мобильности.
Особенно смешны жалобы на "мозаичность" российских городов. Как будто Рим строился "единым комплексом" под "единым руководством". Как будто Колизей, Пантеон и базилики создавались по единому генплану. Великие города всегда строились стихийно, усилиями множества людей, в конкуренции идей и интересов. "Единство стиля" — это ретроспективная иллюзия, которую создает время.
Москва "мозаична"? Прекрасно! Это признак живого развития, а не упадка.
Россия прошла путь от архитектурного ученичества к самостоятельному творчеству. Мы научились адаптировать мировой опыт к национальным задачам, а теперь создаем собственные решения мирового уровня. Естественная эволюция любой здоровой профессиональной школы – хоть архитектурной, хоть медицинской, хоть какой. Сначала учишься у мастеров, потом становишься мастером сам.
Российская архитектура XXI века — это не "калька". Это история успешного перехода от подражания к самостоятельности, от комплексов к уверенности, от архитектурной провинциальности к мировому уровню.
Но как по мне, за последние пятнадцать лет в России произошло то, что участники исследования приводят в пример, говоря, "давеча не то, что нонеча" — рождение современной архитектурной школы мирового уровня. Не хуже чем при Сталине (Академия архитектуры 30-50-х это символ того самого "золотого века").
Олимпиада в Сочи стала первой попыткой заявить о себе архитектурно после десятилетий, когда вершиной являлся лужковский китч. Да, это еще было время ученичества — значительное число объектов строили (как и во время ЧМ по проектам иностранцев). Но уже тогда появились признаки собственного почерка: интеграция природы и технологий, переосмысление народных мотивов в современных формах.
Парк "Зарядье" — кульминация этого этапа развития. Международная команда создала пространство, которое американский The Time включил в список ста лучших мест мира. Единственный российский объект в этом перечне. Архитекторы недовольны: "проектировали американцы". Как будто Растрелли был русским.
Отдельный значимый этап – ЧМ по футболу
Двенадцать стадионов в двенадцати городах — уникальная программа адаптации мирового опыта к местным условиям. В Казани "водяная лилия" вписалась в волжский ландшафт. В Нижнем Новгороде — в соседство с собором Александра Невского. В Екатеринбурге сохранили исторический фасад сталинской эпохи. И еще Екатеринбург. Там конкуренция местного олигархата, у кого офис круче, разожженная губернатором, – привела к появлению в городе крупных проектов от флагманов мировых архбюро. Что создало городу абсолютно уникальный эклектичный облик.
Дальше – санкции и неизбежное "импортозамещение". На первую линию выходят уже собственные проекты. И вот своеобразный "аттестат зрелости" чисто российской архитектурной школы – проект Наццентра "Россия" от отечественного бюро на Краснопресненской набережной, презентованный на прошлой недели Собяниным и Кириенко.
Идеи парка Зарядья в пределе и развитии: бионические формы, вдохновленные природой, мультимедийный фасад, способный демонстрировать все что угодно от государственной символики до арт-инсталляций. Общественное пространство перед центром – тоже "конструктор" - летом место для концертов и мероприятий – зимой – каток. Это архитектура, которая говорит о России на понятном миру языке, но говорит "своими словами".
Кроме того, Крымский мост, новые терминалы аэропортов, МЦК и МЦД, десятки новых станций метро — за последние годы создана инфраструктура, кардинально изменившая качество жизни миллионов людей. Это тоже архитектура — архитектура большого города, архитектура связности и мобильности.
Особенно смешны жалобы на "мозаичность" российских городов. Как будто Рим строился "единым комплексом" под "единым руководством". Как будто Колизей, Пантеон и базилики создавались по единому генплану. Великие города всегда строились стихийно, усилиями множества людей, в конкуренции идей и интересов. "Единство стиля" — это ретроспективная иллюзия, которую создает время.
Москва "мозаична"? Прекрасно! Это признак живого развития, а не упадка.
Россия прошла путь от архитектурного ученичества к самостоятельному творчеству. Мы научились адаптировать мировой опыт к национальным задачам, а теперь создаем собственные решения мирового уровня. Естественная эволюция любой здоровой профессиональной школы – хоть архитектурной, хоть медицинской, хоть какой. Сначала учишься у мастеров, потом становишься мастером сам.
Российская архитектура XXI века — это не "калька". Это история успешного перехода от подражания к самостоятельности, от комплексов к уверенности, от архитектурной провинциальности к мировому уровню.
Американцы выкатили План развития индустрии ИИ, для чего, начиная с инаугурации Трампа, собирали идеи с капитанов бизнеса. Те не подвели: кто за превентивные бомбежки ИИ-индустрии Китая (CEO Google), кто за тотальную милитаризацию ИИ (СЕО Palantir). План вышел еще круче.
1⃣ Глобальное технологическое доминирование. Цель - "неоспоримое и неоспариваемое глобальное технологическое доминирование" в сфере ИИ как задача национальной безопасности. С идеей, что тот, кто обладает крупнейшей ИИ-экосистемой, будет устанавливать глобальные стандарты ИИ и получит подавляющее экономическое и военное преимущество.
2⃣ Экспорт американской технологической экосистемы. Создание программы экспорта полного контура ИИ-технологий (оборудование, модели, стандарты) союзникам для формирования "американского ИИ-альянса". Т.е. через создание "экспортных консорциумов американских корпораций под госконтролем - конструирование глобальной системы технологической зависимости, где страны-союзники привязываются к американской технологической экосистеме на всех уровнях - от железа до ПО.
3⃣ Контроль над критической инфраструктурой. Требование использования только американских продуктов в ИИ-вычислениях и полное освобождения инфраструктуры от "технологий противника" для США и – главное – союзников. Доступ к ИИ-возможностям США предполагает полный отказ от альтернативных (читай - "китайских") экосистем.
4⃣ Экспортный контроль. Использование чипов ИИ при условии геолокации и мониторинга использования. План требует внедрения функций верификации местоположения на ИИ-чипах для контроля их неиспользования в Китае или России. Чип превращается в бесполезный кусок железа дистанционно.
5⃣ Идеологическое программирование ИИ-систем. ИИ должен быть "свободен от идеологических предрассудков", что расшифровывается: эта свобода означает "американские ценности" и "объективную истину". Любые госинвестиции и партнерства ограничиваются разработчиками моделей, руководствующихся этим пониманием "свободы".
6⃣ Противодействие китайскому влиянию в международных дипломатических и стандартизирующих органах для продвижения подходов к управлению ИИ, отражающих американские ценности. Открыто предлагается биполярная система технологического противостояния между американской и китайской технологическими экосистемами в логике холодной войны в цифровом пространстве. Нейтралитет невозможен.
7⃣ Принуждение союзников к технологической зависимости. Использование инструментов вроде Правила прямого зарубежного продукта (продукты, сделанные на американских технологиях подлежит регулированию в юрисдикции США) и вторичных тарифов для принуждения партнеров следовать американским принципам.
8⃣ Милитаризация ИИ-превосходства. Агрессивное внедрение ИИ в минобороны и обеспечение военному ИИ приоритетного доступа к вычислительным ресурсам. План предусматривает создание "виртуального полигона ИИ" и автономных систем в Пентагоне. ИИ в армии по плану должен достичь существенно большего проникновения, чем на гражданке.
9⃣ Установление американских стандартов ИИ как глобальных через международные организации и дипканалы. Активно использовать позицию США в международных дипломатических и стандартизирующих органах для "энергичного продвижения международных подходов", "способствующих инновациям и отражающих американские ценности". Кто контролирует стандарты и регулятора, тот контролирует рынки и определяет правила игры для всего мира.
🔟 Энергетическое обеспечение технологического лидерства. Отказ от любых экологических и климатических ограничений ради энергетической инфраструктуры, необходимой для ИИ-превосходства.
Энергополитика, сводящаяся к строительству как можно большего числа электростанций как можно быстрее, - тоже вопрос нацбезопасности.
В общем, контроль над технологиями заменяет традиционные формы власти. Впервые на уровне официального документа, техноимпериализм описан, как создание систем зависимости, где подчинение создается необходимостью доступа к критическим технологиям. А задачи "империалиста" сводятся к принуждению к потреблению этих технологий и стандартизации этого потребления.
1⃣ Глобальное технологическое доминирование. Цель - "неоспоримое и неоспариваемое глобальное технологическое доминирование" в сфере ИИ как задача национальной безопасности. С идеей, что тот, кто обладает крупнейшей ИИ-экосистемой, будет устанавливать глобальные стандарты ИИ и получит подавляющее экономическое и военное преимущество.
2⃣ Экспорт американской технологической экосистемы. Создание программы экспорта полного контура ИИ-технологий (оборудование, модели, стандарты) союзникам для формирования "американского ИИ-альянса". Т.е. через создание "экспортных консорциумов американских корпораций под госконтролем - конструирование глобальной системы технологической зависимости, где страны-союзники привязываются к американской технологической экосистеме на всех уровнях - от железа до ПО.
3⃣ Контроль над критической инфраструктурой. Требование использования только американских продуктов в ИИ-вычислениях и полное освобождения инфраструктуры от "технологий противника" для США и – главное – союзников. Доступ к ИИ-возможностям США предполагает полный отказ от альтернативных (читай - "китайских") экосистем.
4⃣ Экспортный контроль. Использование чипов ИИ при условии геолокации и мониторинга использования. План требует внедрения функций верификации местоположения на ИИ-чипах для контроля их неиспользования в Китае или России. Чип превращается в бесполезный кусок железа дистанционно.
5⃣ Идеологическое программирование ИИ-систем. ИИ должен быть "свободен от идеологических предрассудков", что расшифровывается: эта свобода означает "американские ценности" и "объективную истину". Любые госинвестиции и партнерства ограничиваются разработчиками моделей, руководствующихся этим пониманием "свободы".
6⃣ Противодействие китайскому влиянию в международных дипломатических и стандартизирующих органах для продвижения подходов к управлению ИИ, отражающих американские ценности. Открыто предлагается биполярная система технологического противостояния между американской и китайской технологическими экосистемами в логике холодной войны в цифровом пространстве. Нейтралитет невозможен.
7⃣ Принуждение союзников к технологической зависимости. Использование инструментов вроде Правила прямого зарубежного продукта (продукты, сделанные на американских технологиях подлежит регулированию в юрисдикции США) и вторичных тарифов для принуждения партнеров следовать американским принципам.
8⃣ Милитаризация ИИ-превосходства. Агрессивное внедрение ИИ в минобороны и обеспечение военному ИИ приоритетного доступа к вычислительным ресурсам. План предусматривает создание "виртуального полигона ИИ" и автономных систем в Пентагоне. ИИ в армии по плану должен достичь существенно большего проникновения, чем на гражданке.
9⃣ Установление американских стандартов ИИ как глобальных через международные организации и дипканалы. Активно использовать позицию США в международных дипломатических и стандартизирующих органах для "энергичного продвижения международных подходов", "способствующих инновациям и отражающих американские ценности". Кто контролирует стандарты и регулятора, тот контролирует рынки и определяет правила игры для всего мира.
🔟 Энергетическое обеспечение технологического лидерства. Отказ от любых экологических и климатических ограничений ради энергетической инфраструктуры, необходимой для ИИ-превосходства.
Энергополитика, сводящаяся к строительству как можно большего числа электростанций как можно быстрее, - тоже вопрос нацбезопасности.
В общем, контроль над технологиями заменяет традиционные формы власти. Впервые на уровне официального документа, техноимпериализм описан, как создание систем зависимости, где подчинение создается необходимостью доступа к критическим технологиям. А задачи "империалиста" сводятся к принуждению к потреблению этих технологий и стандартизации этого потребления.
🔟💺 тезисов об экономике данных из зала ожидания
Сидел на прошлой неделе под "Ковром" в аэропорту, скучал, набросал кое-чего в заметках и думать забыл. А сегодня – после истории с "Аэрофлотом" - вспомнил.
1⃣ Данные добываются всегда
Каждый отмененный рейс генерирует информацию о работе инфраструктуры под давлением. Каждая реакция пассажиров на объявления - данные о поведении населения в стрессе. Женщина рядом нервно листает телефон - еще одна точка данных о том, как люди ищут информацию в кризисе.
2⃣ Сбор неизбежен, владение - нет
Palantir и подобные компании уже обрабатывают информацию о сегодняшней атаке дронов. Траектории, время перехвата, реакция ПВО - все записано и проанализировано. Вопрос не в том, собирать данные или нет. Вопрос в том, кто их получит помимо западных корпораций. Например, российские разработчики для улучшения работы собственной ПВО
3⃣ Украинская модель = нефтяные СРП 90-х
Украина сегодня – это "средняя постсоветская страна" 90-х с модными тогда "соглашениями по разделу продукции", только вместо нефтяных скважин "майнят" боевые данные. Западные корпорации приходят с готовыми технологиями и решениями, элита предоставляет доступ к "месторождению" (конфликту), корпорации добывают данные и продают готовые продукты глобально. Местная элита получает процент, страна остается сырьевым придатком.
4⃣ Суверенитет XXI века - контроль полного цикла от данных к решениям на их основе
Россия развивает "Герани" на основе собственного боевого опыта. Китай создает ИИ-системы на собственных данных. Это императивная необходимость: как в стратегическом военном смысле, так и в экономическом утилитарном. Кто контролирует обработку данных, тот диктует цены на технологические решения всем остальным.
5⃣ Американский план развития ИИ – вполне себе манифест технологической колонизации, нового империализма
"Full-stack AI export packages" – которые ставятся в центр плана – системы полного цикла от железа и чипов до алгоритма и даже программной оболочки – приложения в телефоне - готовые комплекты зависимости для союзников. США откровенно планируют превратить весь мир в потребителей американских ИИ-стандартов. Украина - прототип такого "союзника": предоставляет данные, получает готовый "полный пакет", остается зависимой навсегда.
6⃣ Каждая задержка рейса принесет прибыль
Пока мы ждем в аэропорту, корпорации получают уникальную информацию о работе российской транспортной системы под регулярными атаками. Эти данные через пять лет станут основой для ИИ-систем управления логистикой, которые будут проданы по всему миру как "проверенные в экстремальных условиях".
7⃣ Население стало сырьем
Мы больше не граждане, мы - источники данных. Наши реакции на воздушные тревоги, маршруты эвакуации, паттерны поведения в стрессе - все это обрабатывается алгоритмами для создания систем управления гражданским населением.
8⃣ Технологическая зависимость необратима
Если твоя страна не развивает собственные IT-технологии, ты навсегда остаешься покупателем чужих решений. Цены диктует продавец. Условия использования - тоже. Захочет отключить - отключит. Захочет скомпрометировать – скомпрометирует, как это произошло с "Аэрофлотом".
9⃣ Данные нельзя национализировать задним числом
В отличие от нефтяных скважин, данные нельзя отобрать обратно после того, как их передали корпорациям. Palantir уже обучил свои алгоритмы на украинских боевых данных. Эти знания останутся у корпорации навсегда, даже если завтра Украина попытается разорвать все контракты.
🔟 Выбор делается сейчас
Либо страны развивают собственные технологии обработки данных (как Россия и Китай), либо становятся технологическими колониями (как Украина). Третьего не дано. Нейтралитета в экономике данных не существует.
Сидел на прошлой неделе под "Ковром" в аэропорту, скучал, набросал кое-чего в заметках и думать забыл. А сегодня – после истории с "Аэрофлотом" - вспомнил.
1⃣ Данные добываются всегда
Каждый отмененный рейс генерирует информацию о работе инфраструктуры под давлением. Каждая реакция пассажиров на объявления - данные о поведении населения в стрессе. Женщина рядом нервно листает телефон - еще одна точка данных о том, как люди ищут информацию в кризисе.
2⃣ Сбор неизбежен, владение - нет
Palantir и подобные компании уже обрабатывают информацию о сегодняшней атаке дронов. Траектории, время перехвата, реакция ПВО - все записано и проанализировано. Вопрос не в том, собирать данные или нет. Вопрос в том, кто их получит помимо западных корпораций. Например, российские разработчики для улучшения работы собственной ПВО
3⃣ Украинская модель = нефтяные СРП 90-х
Украина сегодня – это "средняя постсоветская страна" 90-х с модными тогда "соглашениями по разделу продукции", только вместо нефтяных скважин "майнят" боевые данные. Западные корпорации приходят с готовыми технологиями и решениями, элита предоставляет доступ к "месторождению" (конфликту), корпорации добывают данные и продают готовые продукты глобально. Местная элита получает процент, страна остается сырьевым придатком.
4⃣ Суверенитет XXI века - контроль полного цикла от данных к решениям на их основе
Россия развивает "Герани" на основе собственного боевого опыта. Китай создает ИИ-системы на собственных данных. Это императивная необходимость: как в стратегическом военном смысле, так и в экономическом утилитарном. Кто контролирует обработку данных, тот диктует цены на технологические решения всем остальным.
5⃣ Американский план развития ИИ – вполне себе манифест технологической колонизации, нового империализма
"Full-stack AI export packages" – которые ставятся в центр плана – системы полного цикла от железа и чипов до алгоритма и даже программной оболочки – приложения в телефоне - готовые комплекты зависимости для союзников. США откровенно планируют превратить весь мир в потребителей американских ИИ-стандартов. Украина - прототип такого "союзника": предоставляет данные, получает готовый "полный пакет", остается зависимой навсегда.
6⃣ Каждая задержка рейса принесет прибыль
Пока мы ждем в аэропорту, корпорации получают уникальную информацию о работе российской транспортной системы под регулярными атаками. Эти данные через пять лет станут основой для ИИ-систем управления логистикой, которые будут проданы по всему миру как "проверенные в экстремальных условиях".
7⃣ Население стало сырьем
Мы больше не граждане, мы - источники данных. Наши реакции на воздушные тревоги, маршруты эвакуации, паттерны поведения в стрессе - все это обрабатывается алгоритмами для создания систем управления гражданским населением.
8⃣ Технологическая зависимость необратима
Если твоя страна не развивает собственные IT-технологии, ты навсегда остаешься покупателем чужих решений. Цены диктует продавец. Условия использования - тоже. Захочет отключить - отключит. Захочет скомпрометировать – скомпрометирует, как это произошло с "Аэрофлотом".
9⃣ Данные нельзя национализировать задним числом
В отличие от нефтяных скважин, данные нельзя отобрать обратно после того, как их передали корпорациям. Palantir уже обучил свои алгоритмы на украинских боевых данных. Эти знания останутся у корпорации навсегда, даже если завтра Украина попытается разорвать все контракты.
🔟 Выбор делается сейчас
Либо страны развивают собственные технологии обработки данных (как Россия и Китай), либо становятся технологическими колониями (как Украина). Третьего не дано. Нейтралитета в экономике данных не существует.
Политэкономия кибератак
1. Кибератаки сегодня — не просто сбои в сети, а системный инструмент войны нового типа. Они дестабилизируют, парализуют, унижают, создают проблемы от легких неудобств до краха целых систем жизнеобеспечения. Атака на ГАС «Правосудие» в день рождения президента стало символическим посланием, так же как и атака на Аэрофлот в разгар летних отпусков. Но самое главное – они создают серьезные деньги, при этом почти полностью безопасны при правильной организации процесса.
2. На Западе выстроен удобный образ: Россия — кибер-Левиафан, виновный во всем априори. От атак на Deutsche Bank до ставших рутинным повсеместно больничных взломов — всё это объясняется "русским следом". Политически удобно объяснять собственный хаос чужой волей. На фоне нарратива о «всемогуществе» — объективная хрупкость российских инфраструктур, не меньшая чем у западных. С 2023 года количество атак выросло на 250%. Утекали судебные дела, были парализованы множество ведомств от Минздрава до государственных торговых площадок. Аэрофлот, банки, системы ЕМИАС и Госуслуги неоднократно оказывались недоступны.
3. Как создать ту самую "правильную организацию процесса"? Современный хакер почти всегда — политический бренд. Он одновременно продаёт данные в даркнете, публикует патетические посты о «борьбе с режимом» и получает перевод в крипте от фонда «за демократию». Так действуют Free Civilian Hackers и Network Battalion 65. Группировки CH01, IT Army of Ukraine, Cyber Resistance работают не как анархисты, а как частные подрядчики в гибридной войне. Не одиночки, но «разрешенные» в абсолютно каперской логике преступники, встроенные в новую цифровую экономику. На Западе киберпреступность против России романтизирована. Хакеры собирают донаты, дают интервью, выступают на форумах. Они «активисты», потому вне юрисдикции. Это дешёвый способ ведения войны: правительствам даже не нужно платить. Достаточно не мешать.
4. В результате один и тот же набор данных продается дважды: сначала в даркнете., затем — как «удар по диктатуре» с бонусом в виде донатов от сочувствующих.
Цены говорят сами за себя:
– Начальный доступ к крупной инфраструктуре: $5 000–10 000
– Медицинские данные: до $1 000 за профиль
– Финансовые и клиентские базы: $50–200
Особый интерес представляют медицинские базы поэтому они и дороги. Там не только ФИО и телефоны, но диагнозы, рецепты, страховки — всё, что позволяет шантажировать, подделывать и спекулировать. Утечка через ЕМИАС, если она действительно произошла, может стать кейсом года по прибыльности.
5. Рост с 2023 года связан не только с политическими моментами, но еще большей легкостью и дешевизной входа на рынок. ИИ стал основным инструментом автоматизации атак:
– Генерация реалистичных фишинговых писем
– Deepfake чиновников и врачей для выманивания доступов
– Скан украденных баз для поиска потенциально интересных контактов
– Массовое создание поддельных заявлений, паспортов, выписок
6. И главное: атака всегда дешевле защиты. Чтобы взломать инфраструктуру — достаточно одной уязвимости или купленного сотрудника. Чтобы защитить систему — нужны годы, бюджеты, кадры. Но даже они не гарантируют 100% защиту. Любая большая цифровая система уязвима по определению: сложность, человеческий фактор, интеграции, утечки. Точек входа тем больше, чем больше система. Полная защита методами кибербезопасности невозможна. Это верно и для «Аэрофлота» и для турецкой разведки, чья база недавно появилась в даркнете, и для кого угодно.
7. Хакер XXI века — это программист, политтехнолог и инвестор в одном лице. Он торгует доступами, подделывает документы, запускает PR-кампании и получает гранты. В его Telegram-канале — инструкции для атаки, кнопка доната и QR-код на NFT. Он капитализирует любой конфликт, получая от его «участников» полную индульгенцию если работает по «врагу». Сопротивление атакам может быть только ассиметричным – повышение личной цены для атакующего как традиционными законными, так и совсем неконвенциональными способами.
1. Кибератаки сегодня — не просто сбои в сети, а системный инструмент войны нового типа. Они дестабилизируют, парализуют, унижают, создают проблемы от легких неудобств до краха целых систем жизнеобеспечения. Атака на ГАС «Правосудие» в день рождения президента стало символическим посланием, так же как и атака на Аэрофлот в разгар летних отпусков. Но самое главное – они создают серьезные деньги, при этом почти полностью безопасны при правильной организации процесса.
2. На Западе выстроен удобный образ: Россия — кибер-Левиафан, виновный во всем априори. От атак на Deutsche Bank до ставших рутинным повсеместно больничных взломов — всё это объясняется "русским следом". Политически удобно объяснять собственный хаос чужой волей. На фоне нарратива о «всемогуществе» — объективная хрупкость российских инфраструктур, не меньшая чем у западных. С 2023 года количество атак выросло на 250%. Утекали судебные дела, были парализованы множество ведомств от Минздрава до государственных торговых площадок. Аэрофлот, банки, системы ЕМИАС и Госуслуги неоднократно оказывались недоступны.
3. Как создать ту самую "правильную организацию процесса"? Современный хакер почти всегда — политический бренд. Он одновременно продаёт данные в даркнете, публикует патетические посты о «борьбе с режимом» и получает перевод в крипте от фонда «за демократию». Так действуют Free Civilian Hackers и Network Battalion 65. Группировки CH01, IT Army of Ukraine, Cyber Resistance работают не как анархисты, а как частные подрядчики в гибридной войне. Не одиночки, но «разрешенные» в абсолютно каперской логике преступники, встроенные в новую цифровую экономику. На Западе киберпреступность против России романтизирована. Хакеры собирают донаты, дают интервью, выступают на форумах. Они «активисты», потому вне юрисдикции. Это дешёвый способ ведения войны: правительствам даже не нужно платить. Достаточно не мешать.
4. В результате один и тот же набор данных продается дважды: сначала в даркнете., затем — как «удар по диктатуре» с бонусом в виде донатов от сочувствующих.
Цены говорят сами за себя:
– Начальный доступ к крупной инфраструктуре: $5 000–10 000
– Медицинские данные: до $1 000 за профиль
– Финансовые и клиентские базы: $50–200
Особый интерес представляют медицинские базы поэтому они и дороги. Там не только ФИО и телефоны, но диагнозы, рецепты, страховки — всё, что позволяет шантажировать, подделывать и спекулировать. Утечка через ЕМИАС, если она действительно произошла, может стать кейсом года по прибыльности.
5. Рост с 2023 года связан не только с политическими моментами, но еще большей легкостью и дешевизной входа на рынок. ИИ стал основным инструментом автоматизации атак:
– Генерация реалистичных фишинговых писем
– Deepfake чиновников и врачей для выманивания доступов
– Скан украденных баз для поиска потенциально интересных контактов
– Массовое создание поддельных заявлений, паспортов, выписок
6. И главное: атака всегда дешевле защиты. Чтобы взломать инфраструктуру — достаточно одной уязвимости или купленного сотрудника. Чтобы защитить систему — нужны годы, бюджеты, кадры. Но даже они не гарантируют 100% защиту. Любая большая цифровая система уязвима по определению: сложность, человеческий фактор, интеграции, утечки. Точек входа тем больше, чем больше система. Полная защита методами кибербезопасности невозможна. Это верно и для «Аэрофлота» и для турецкой разведки, чья база недавно появилась в даркнете, и для кого угодно.
7. Хакер XXI века — это программист, политтехнолог и инвестор в одном лице. Он торгует доступами, подделывает документы, запускает PR-кампании и получает гранты. В его Telegram-канале — инструкции для атаки, кнопка доната и QR-код на NFT. Он капитализирует любой конфликт, получая от его «участников» полную индульгенцию если работает по «врагу». Сопротивление атакам может быть только ассиметричным – повышение личной цены для атакующего как традиционными законными, так и совсем неконвенциональными способами.
Смотрю полугодовые отчеты по развитию ИИ от западных "консалтеров". Очень забавная история – все, что в мире ИИ происходит, - происходит в 4-5 компаниях.
🔹В условиях нарастающей деглобализации западная аналитика превращается в замкнутую систему, где изучение 75% мира становится карьерно опасным. Результат — эксперты знают всё меньше о всё более важных процессах.
Отчёт Menlo Ventures объявляет Anthropic (32%) новым лидером AI-рынка, обогнавшим OpenAI (25%). DeepSeek получает жалкий 1%. Методология: опрос 150 западных tech-лидеров. Индии, Китая, Бразилии с Латамом не существует. Про Россию я и не говорю.
Рядом JP Morgan прогнозирует рост энергопотребления AI на 70% ежегодно и утроение выбросов к 2030. Фокус: четыре западных гиганта Amazon, Microsoft, Google, Meta. Всего остального мира нет.
🔹Любимая тема для обсуждений – кто побеждает в гонке ИИ (с выходом на то, что, разумеется, побеждает Запад, ведь у него денег больше)
Институциональная логика понятна и объяснима. Западные аналитики обязаны объявлять победителями компании, торгующиеся на западных биржах. Их бонусы зависят от роста Anthropic, OpenAI, Google - не от объективной оценки глобального AI-ландшафта.
🔹Самосбывающееся пророчество: если все аналитики объявляют Western AI лидерами, инвесторы вкладывают туда деньги, создавая реальное преимущество в капитале. А нарративный контроль через доминирование в англоязычной tech-прессе создаёт впечатление глобального лидерства.
При этом создается информационная асимметрия, когда китайцы понимают и западную, и свою экосистемы. Западники - только свою. DeepSeek стало предупреждением: результаты GPT-4 при затратах в 50 раз меньше. С тех пор огромные деньги были вложены в объяснение того, что DeepSeek на самом деле не такой уж хороший и вообще все украл у OpenAI.
🔹Механизм самоусиления в пузыре
В 2015 неточный прогноз аналитика означал лишение премии; в 2025 "неправильный" прогноз - карьерная смерть. В 2015 изучение китайских технологий - экзотика, расширяющая кругозор. В 2025 - "красный флаг" для корпоративной безопасности. "А чего это он? Может у него и дипсик на телефоне установлен?" Любая тема может стать "вопросом национальной безопасности".
🍬Поощряется:
• Фокус на торгуемые на NASDAQ активы
• Подтверждение западного превосходства
• Игнорирование "геополитически чувствительных" тем
📛Наказывается:
• Серьёзное изучение и тем более экспериментирование с "чужими" разработками
• Сомнения в эффективности "своих" решений
• Прогнозы, подрывающие портфельные позиции клиентов
В итоге, зачем рисковать, изучая DeepSeek, если твой бонус зависит от роста Anthropic?
🔸 У такой экспертизы есть цена – "шок как норма".
Кейс DeepSeek отличный тому пример.
В итоге никто (кроме может китайцев) не знает объем и рыночную долю open-source решений от китайских компаний в мировом масштабе. Развивающиеся страны находят альтернативные пути решения энергопроблем AI типа строительства АЭС и кратного расширения солнечной генерации. И тд и тп.
Ситуация, когда три четверти человечества не живут в моделях, описываемых западными теориями делает неизбежным то, что каждый следующий шок будет сильнее предыдущего.
🟰 В результате - классическая "Уловка 22" для экспертизы
1️⃣ Мир становится многополярным - нужно понимать всех игроков
2️⃣ Деглобализация усиливается - изучение "чужих" становится опасным
3️⃣ Эксперты выбирают безопасность - фокус сужается на "своих"
4️⃣ Реальность расходится с экспертизой - шоки учащаются
5️⃣ Шоки усиливают изоляционизм - возврат к пункту 3
Чем меньше западные эксперты знают о Китае, тем больше они его демонизируют. Чем больше демонизация, тем опаснее изучение. Чем опаснее изучение, тем меньше знаний. И так по бесконечному кругу, и не только относительно Китая.
А потом Трамп со свойственной ему непосредственностью говорит: "Санкции то мы введем, но подействуют они или нет никто не знает". А как узнать, если изучение реальности запрещено почти официально? И опять же не только на Западе.
🔹В условиях нарастающей деглобализации западная аналитика превращается в замкнутую систему, где изучение 75% мира становится карьерно опасным. Результат — эксперты знают всё меньше о всё более важных процессах.
Отчёт Menlo Ventures объявляет Anthropic (32%) новым лидером AI-рынка, обогнавшим OpenAI (25%). DeepSeek получает жалкий 1%. Методология: опрос 150 западных tech-лидеров. Индии, Китая, Бразилии с Латамом не существует. Про Россию я и не говорю.
Рядом JP Morgan прогнозирует рост энергопотребления AI на 70% ежегодно и утроение выбросов к 2030. Фокус: четыре западных гиганта Amazon, Microsoft, Google, Meta. Всего остального мира нет.
🔹Любимая тема для обсуждений – кто побеждает в гонке ИИ (с выходом на то, что, разумеется, побеждает Запад, ведь у него денег больше)
Институциональная логика понятна и объяснима. Западные аналитики обязаны объявлять победителями компании, торгующиеся на западных биржах. Их бонусы зависят от роста Anthropic, OpenAI, Google - не от объективной оценки глобального AI-ландшафта.
🔹Самосбывающееся пророчество: если все аналитики объявляют Western AI лидерами, инвесторы вкладывают туда деньги, создавая реальное преимущество в капитале. А нарративный контроль через доминирование в англоязычной tech-прессе создаёт впечатление глобального лидерства.
При этом создается информационная асимметрия, когда китайцы понимают и западную, и свою экосистемы. Западники - только свою. DeepSeek стало предупреждением: результаты GPT-4 при затратах в 50 раз меньше. С тех пор огромные деньги были вложены в объяснение того, что DeepSeek на самом деле не такой уж хороший и вообще все украл у OpenAI.
🔹Механизм самоусиления в пузыре
В 2015 неточный прогноз аналитика означал лишение премии; в 2025 "неправильный" прогноз - карьерная смерть. В 2015 изучение китайских технологий - экзотика, расширяющая кругозор. В 2025 - "красный флаг" для корпоративной безопасности. "А чего это он? Может у него и дипсик на телефоне установлен?" Любая тема может стать "вопросом национальной безопасности".
🍬Поощряется:
• Фокус на торгуемые на NASDAQ активы
• Подтверждение западного превосходства
• Игнорирование "геополитически чувствительных" тем
📛Наказывается:
• Серьёзное изучение и тем более экспериментирование с "чужими" разработками
• Сомнения в эффективности "своих" решений
• Прогнозы, подрывающие портфельные позиции клиентов
В итоге, зачем рисковать, изучая DeepSeek, если твой бонус зависит от роста Anthropic?
🔸 У такой экспертизы есть цена – "шок как норма".
Кейс DeepSeek отличный тому пример.
В итоге никто (кроме может китайцев) не знает объем и рыночную долю open-source решений от китайских компаний в мировом масштабе. Развивающиеся страны находят альтернативные пути решения энергопроблем AI типа строительства АЭС и кратного расширения солнечной генерации. И тд и тп.
Ситуация, когда три четверти человечества не живут в моделях, описываемых западными теориями делает неизбежным то, что каждый следующий шок будет сильнее предыдущего.
🟰 В результате - классическая "Уловка 22" для экспертизы
1️⃣ Мир становится многополярным - нужно понимать всех игроков
2️⃣ Деглобализация усиливается - изучение "чужих" становится опасным
3️⃣ Эксперты выбирают безопасность - фокус сужается на "своих"
4️⃣ Реальность расходится с экспертизой - шоки учащаются
5️⃣ Шоки усиливают изоляционизм - возврат к пункту 3
Чем меньше западные эксперты знают о Китае, тем больше они его демонизируют. Чем больше демонизация, тем опаснее изучение. Чем опаснее изучение, тем меньше знаний. И так по бесконечному кругу, и не только относительно Китая.
А потом Трамп со свойственной ему непосредственностью говорит: "Санкции то мы введем, но подействуют они или нет никто не знает". А как узнать, если изучение реальности запрещено почти официально? И опять же не только на Западе.
🫵🇮🇳С повелением Трампа Индии "сдаться" история интересная. И не про нефть, и не про Россию.
1⃣ Ключевой момент – стартовая отсылка к Указу Байдена 14066 от марта 2022, по которому было запрещено импортировать российскую нефть в США. Он, мол де, "плохо выполняется". И предлагается новый механизм его выполнения - пошлины на любую продукцию любой страны, которая не выполняет указ 14066. Шутка в том, что этот указ вообще не должен был выполняться за пределами американской территории. Новый механизм декларирует: раз Индия не выполняет американский внутренний закон (который к ней никак не относится), то она подрывает "эффективность" американских санкций и должна быть наказана.
2⃣ США не стали связываться с Китаем или ЕС. Индия выбрана как "удобная жертва": достаточно крупная, чтобы послать сигнал всему миру, но недостаточно влиятельная, чтобы серьезно навредить США в ответ. Ключевые экспортные отрасли Индии: фармацевтика, IT-услуги, драгоценности, текстиль. 25% пошлина нанесет серьезный, но не смертельный удар по индийской экономике. При этом фарма выведена из под этих санкций предусмотрительно заранее, так как тут США критически зависимы от Индии. Зато влиятельная диаспора в США может оказать достаточное влияние на Моди, если тот решит взбрыкнуть.
3⃣ Специально усложнен юридический механизм указа. Пошлины вводятся не автоматически, а через "справедливую" процедуру:
А. Министерства определяют, торгует ли страна с Россией
Б. Межведомственная комиссия дает рекомендации
В. Президент принимает "взвешенное" решение, выслушав все стороны включая собственно "жертву".
Т.е. фактически требуется не просто изменение торговой политики, а прохождение через ритуал публичного унижения — тот самый, через который уже прошли европейские лидеры. Глава НАТО Рютте с его "папочкой" и глава ЕС фон дер Ляйен с ее практически невозможной к исполнению сделкой показали как надо. Этого же требуется и от Моди.
4⃣ Вечная логика империи: недостаточно просто подчинения — необходимо унижение. Форма подчинения тут важнее содержания — как в Древнем Риме, где покоренным царям недостаточно было платить дань, их заставляли приехать в столицу и публично склонить колени. По достаточно прозрачному замыслу, если Индия капитулирует, это создаст полезный для США прецедент, когда их внутренний акт (Указ 14066) принимается крупной страной к исполнению после легкой коррекции, практически "разъяснения для непонятливых".
5⃣ Перед Индией стоит фундаментальный выбор: капитуляция или сопротивление. Теоретически – если отвлечься от интересов диаспоры индийцев в США – игра для Моди есть в обоих вариантах. Практически, вряд ли бы указ так четко акцентировал акцент именно на Индии, если бы его авторы не были уверены в том, что все получится. Капитуляция же Индии серьезно ослабит БРИКС и продемонстрирует неспособность альтернативных центров силы защитить своих членов от американского принуждения.
Конфликт вокруг указа Трампа выходит далеко за рамки торговых споров или даже вопросов российской нефти. Это, пожалуй, первая битва между трамповской "новой версией" Pax Americanа, когда Штаты перестали стесняться чего бы то ни было и напоказ играть в "уважение к партнерам" и чаемой БРИКС многополярной моделью. В виде мира равных суверенных государств, где каждое из них самостоятельно определяет свою внешнюю и торговую политику без принуждения со стороны гегемона. Индия (как и находящаяся под агрессивным давлением Бразилия) остается одним из последних крупных "свободных игроков" на мировой арене. Китай уже находится в состоянии открытой конфронтации с США, Россия — под тотальными санкциями, Европа деятельно демонстрирует "папочке", что она не игрок. Интересная коллизия и с дальними последствиями для всех. И самого папочки и деток – равно послушных и непослушных.
1⃣ Ключевой момент – стартовая отсылка к Указу Байдена 14066 от марта 2022, по которому было запрещено импортировать российскую нефть в США. Он, мол де, "плохо выполняется". И предлагается новый механизм его выполнения - пошлины на любую продукцию любой страны, которая не выполняет указ 14066. Шутка в том, что этот указ вообще не должен был выполняться за пределами американской территории. Новый механизм декларирует: раз Индия не выполняет американский внутренний закон (который к ней никак не относится), то она подрывает "эффективность" американских санкций и должна быть наказана.
2⃣ США не стали связываться с Китаем или ЕС. Индия выбрана как "удобная жертва": достаточно крупная, чтобы послать сигнал всему миру, но недостаточно влиятельная, чтобы серьезно навредить США в ответ. Ключевые экспортные отрасли Индии: фармацевтика, IT-услуги, драгоценности, текстиль. 25% пошлина нанесет серьезный, но не смертельный удар по индийской экономике. При этом фарма выведена из под этих санкций предусмотрительно заранее, так как тут США критически зависимы от Индии. Зато влиятельная диаспора в США может оказать достаточное влияние на Моди, если тот решит взбрыкнуть.
3⃣ Специально усложнен юридический механизм указа. Пошлины вводятся не автоматически, а через "справедливую" процедуру:
А. Министерства определяют, торгует ли страна с Россией
Б. Межведомственная комиссия дает рекомендации
В. Президент принимает "взвешенное" решение, выслушав все стороны включая собственно "жертву".
Т.е. фактически требуется не просто изменение торговой политики, а прохождение через ритуал публичного унижения — тот самый, через который уже прошли европейские лидеры. Глава НАТО Рютте с его "папочкой" и глава ЕС фон дер Ляйен с ее практически невозможной к исполнению сделкой показали как надо. Этого же требуется и от Моди.
4⃣ Вечная логика империи: недостаточно просто подчинения — необходимо унижение. Форма подчинения тут важнее содержания — как в Древнем Риме, где покоренным царям недостаточно было платить дань, их заставляли приехать в столицу и публично склонить колени. По достаточно прозрачному замыслу, если Индия капитулирует, это создаст полезный для США прецедент, когда их внутренний акт (Указ 14066) принимается крупной страной к исполнению после легкой коррекции, практически "разъяснения для непонятливых".
5⃣ Перед Индией стоит фундаментальный выбор: капитуляция или сопротивление. Теоретически – если отвлечься от интересов диаспоры индийцев в США – игра для Моди есть в обоих вариантах. Практически, вряд ли бы указ так четко акцентировал акцент именно на Индии, если бы его авторы не были уверены в том, что все получится. Капитуляция же Индии серьезно ослабит БРИКС и продемонстрирует неспособность альтернативных центров силы защитить своих членов от американского принуждения.
Конфликт вокруг указа Трампа выходит далеко за рамки торговых споров или даже вопросов российской нефти. Это, пожалуй, первая битва между трамповской "новой версией" Pax Americanа, когда Штаты перестали стесняться чего бы то ни было и напоказ играть в "уважение к партнерам" и чаемой БРИКС многополярной моделью. В виде мира равных суверенных государств, где каждое из них самостоятельно определяет свою внешнюю и торговую политику без принуждения со стороны гегемона. Индия (как и находящаяся под агрессивным давлением Бразилия) остается одним из последних крупных "свободных игроков" на мировой арене. Китай уже находится в состоянии открытой конфронтации с США, Россия — под тотальными санкциями, Европа деятельно демонстрирует "папочке", что она не игрок. Интересная коллизия и с дальними последствиями для всех. И самого папочки и деток – равно послушных и непослушных.
✍🇦🇲🇦🇿🗽Вчерашние армяно-азербайджанские соглашения (в документальной реальности их нет, но кому это интересно) - идеальный пример того, как дипломатия превращается в медийный продукт.
Помпезное подписание в Овальном кабинете с персональным брендингом Трампа ("Trump Route"), фотосессии для соцсетей и заголовки о "историческом мире" создали информационную реальность, полностью игнорирующую фактическую.
Сам "мир" оказывается не предметом договора, а контент-проектом, главные бенефициары которого не стороны конфликта, а организаторы шоу: Трамп получил материал для выдвижения на Нобелевскую премию мира и отвлечение от внутренних проблем, американские компании потенциальный контроль над стратегической инфраструктурой.
Как это делается руками.
1⃣ Манипуляция терминологией. Зрителю предлагают не различать рамочную декларацию и настоящий договор. Слова "мирное соглашение" и "конец 35-летнего конфликта" звучат как финал исторической драмы, даже если это лишь пауза в боевых действиях. В лентах такие формулировки распространяются быстрее, чем успевает появиться первый экспертный разбор.
2⃣ Иллюзия международного консенсуса. Белый дом в как сцена создает идеальные условия для этого. Сомневаться - идти против "всего мира", созданного в телевизионной картинке. Европейские "приветствия" и турецкая "поддержка" усиливают иллюзию глобального консенсуса.
3⃣ Церемониальная визуализация. Как в рекламе подбирают фон, свет, композицию кадра, здесь всё выверено: рукопожатия, флаги, лидеры. Снимок - главное доказательство, что мир заключён, даже если текста соглашения физически нет.
4⃣ Геймификация. Придуманный брендированный маршрут TRIPP ("Trump Route for International Peace and Prosperity") - как сувенирная медалька из компьютерной игры. "Достижение", "ачивка". Политика превращается в игру с логотипом, трофеями и хэштегами, где Трамп собирает "достижения" для Нобелевской номинации.
5⃣ Эмоциональные якоря. Речь не о параграфах и статьях, а о паре фраз для цитирования: "Они воевали 35 лет, а теперь будут друзьями навсегда." Работает лучше любых юридических конструкций или анализа реальных уступок сторон.
6⃣ Виртуализация документа. То, что должно быть текстом с подписями и печатями, заменяется инфографикой, пресс-релизами и видеонарезками. Бумага в сейфе не нужна, если у тебя есть картинка, в которую поверил мир. Отсутствие публичного текста становится не недостатком, а фичей — тайна усиливает медийный эффект.
И вот мир - в виде слогана и хэштега, независимо от происходящего на земле. Азербайджанские войска остаются на армянской территории, армянские заключенные не освобождены, 100+ тысяч карабахских беженцев не могут вернуться — "детали", не влияющие на главный месседж о "историческом мире."
Завтра в лентах будет новый кризис, новый "исторический момент," а реальный конфликт останутся тлеть в забвении.
Кому что
Трампу - материал для Нобелевской номинации,
Американским компаниям — 99-летний контроль над стратегической инфраструктурой,
Азербайджану — международную легитимизацию военных завоеваний,
Армении - красивые фотки с "историческим миром" и полную капитуляцию под видом дипломатического прорыва.
Традиционный "мир победителя" требовал детальных договоров с четкими обязательствами и механизмами принуждения. Медийная версия обходится расплывчатыми декларациями и отложенной конкретизацией — главное создать картинку успеха для краткосрочного политэффекта.
Это не ложь в чистом виде, это другая форма правды, когда реальность и ее репрезентация, "контент" меняются местами. Победителем становится не тот, кто добился урегулирования или победил физически, а тот, кто снял лучший кадр и создал самый вирусный контент.
От "мира победителя" мы приходим к новой форме решения вопроса - к "миру как контенту". Зачем заморачиваться урегулированием, если картинка дает бОльшие дивиденды при меньших затратах.
Что это означает в практике и в сухом остатке?
Возможность легитимации военных достижений через управление визуальным контентом "мирной сделки". Это сработает очевидно и для Ближнего Востока, и для Северного Причерноморья, и для Тайваня.
Помпезное подписание в Овальном кабинете с персональным брендингом Трампа ("Trump Route"), фотосессии для соцсетей и заголовки о "историческом мире" создали информационную реальность, полностью игнорирующую фактическую.
Сам "мир" оказывается не предметом договора, а контент-проектом, главные бенефициары которого не стороны конфликта, а организаторы шоу: Трамп получил материал для выдвижения на Нобелевскую премию мира и отвлечение от внутренних проблем, американские компании потенциальный контроль над стратегической инфраструктурой.
Как это делается руками.
1⃣ Манипуляция терминологией. Зрителю предлагают не различать рамочную декларацию и настоящий договор. Слова "мирное соглашение" и "конец 35-летнего конфликта" звучат как финал исторической драмы, даже если это лишь пауза в боевых действиях. В лентах такие формулировки распространяются быстрее, чем успевает появиться первый экспертный разбор.
2⃣ Иллюзия международного консенсуса. Белый дом в как сцена создает идеальные условия для этого. Сомневаться - идти против "всего мира", созданного в телевизионной картинке. Европейские "приветствия" и турецкая "поддержка" усиливают иллюзию глобального консенсуса.
3⃣ Церемониальная визуализация. Как в рекламе подбирают фон, свет, композицию кадра, здесь всё выверено: рукопожатия, флаги, лидеры. Снимок - главное доказательство, что мир заключён, даже если текста соглашения физически нет.
4⃣ Геймификация. Придуманный брендированный маршрут TRIPP ("Trump Route for International Peace and Prosperity") - как сувенирная медалька из компьютерной игры. "Достижение", "ачивка". Политика превращается в игру с логотипом, трофеями и хэштегами, где Трамп собирает "достижения" для Нобелевской номинации.
5⃣ Эмоциональные якоря. Речь не о параграфах и статьях, а о паре фраз для цитирования: "Они воевали 35 лет, а теперь будут друзьями навсегда." Работает лучше любых юридических конструкций или анализа реальных уступок сторон.
6⃣ Виртуализация документа. То, что должно быть текстом с подписями и печатями, заменяется инфографикой, пресс-релизами и видеонарезками. Бумага в сейфе не нужна, если у тебя есть картинка, в которую поверил мир. Отсутствие публичного текста становится не недостатком, а фичей — тайна усиливает медийный эффект.
И вот мир - в виде слогана и хэштега, независимо от происходящего на земле. Азербайджанские войска остаются на армянской территории, армянские заключенные не освобождены, 100+ тысяч карабахских беженцев не могут вернуться — "детали", не влияющие на главный месседж о "историческом мире."
Завтра в лентах будет новый кризис, новый "исторический момент," а реальный конфликт останутся тлеть в забвении.
Кому что
Трампу - материал для Нобелевской номинации,
Американским компаниям — 99-летний контроль над стратегической инфраструктурой,
Азербайджану — международную легитимизацию военных завоеваний,
Армении - красивые фотки с "историческим миром" и полную капитуляцию под видом дипломатического прорыва.
Традиционный "мир победителя" требовал детальных договоров с четкими обязательствами и механизмами принуждения. Медийная версия обходится расплывчатыми декларациями и отложенной конкретизацией — главное создать картинку успеха для краткосрочного политэффекта.
Это не ложь в чистом виде, это другая форма правды, когда реальность и ее репрезентация, "контент" меняются местами. Победителем становится не тот, кто добился урегулирования или победил физически, а тот, кто снял лучший кадр и создал самый вирусный контент.
От "мира победителя" мы приходим к новой форме решения вопроса - к "миру как контенту". Зачем заморачиваться урегулированием, если картинка дает бОльшие дивиденды при меньших затратах.
Что это означает в практике и в сухом остатке?
Возможность легитимации военных достижений через управление визуальным контентом "мирной сделки". Это сработает очевидно и для Ближнего Востока, и для Северного Причерноморья, и для Тайваня.
Любимая тема западных политологов – как же так получилось что традиционные демократии перестали быть для жителей Глобального юга маяками привлекательности и образцами правильно устроенных политсистем. Версий куча, предложу еще одну.
В XXI веке спор о демократии всё чаще выходит за рамки законов и конституций и уходит в сферу технологий. Традиционная формула — "свобода + институты" — больше не гарантирует репутационного лидерства. Всё чаще символом современности и эффективности становятся не абстрактные ценности, а конкретный пользовательский опыт: насколько государство "близко и понятно" человеку в цифровом смысле во всех его проявлениях от социалки до выборов. Для избирательной системы - как легко проголосовать, как быстро узнать результат, как защищены данные. И в этом новом измерении именно традиционные демократии, в силу огромного количества причин тормозящие развитие своих государственных IT-сервисов, оказываются аутсайдерами.
Вот, например, наша новация этого года. Московская избирательная система предложила простое и практичное новшество: если ты прописан в регионе, можно проголосовать на его губернаторских выборах в Москве — через электронный терминал в торговом центре. Паспорт, биометрия, несколько минут — готово. Этот шаг укладывается в общую линию: расширять доступ к выборам, снимая архаичные территориальные ограничения.
На Западе уже не первый десяток лет идёт спор: можно ли доверить избирательный процесс современным технологиям. Результат парадоксален.
🇪🇪Эстония — единственная страна ЕС с масштабным интернет-голосованием. 25 лет без серьёзных инцидентов, более половины избирателей пользуются этой опцией. Но система подвергается постоянной критике за "потенциальные уязвимости" — даже если они существуют лишь в теоретических моделях.
🇹🇴Швейцария после обнаружения уязвимостей в своей системе вовсе отказалась от проекта. 🇺🇸США возвращается к бесконечному многонедельному ручному пересчету все чаще. Всё это происходит в странах, которые без колебаний доверяют IT медицинскую диагностику, управление самолётами и торговлю на биржах.
И вот страны, которые на Западе называют "автократиями", предлагают своим гражданам более быстрый и удобный доступ к выборам, чем "эталонные демократии". Москва здесь показательна: с 10% электронных голосов в 2019-м до 81% в 2023-м.
В ХХ веке политическое лидерство в глазах мира измерялось уровнем политических свобод и формальной независимостью институтов. Вовлеченность граждан достигалась как бы сама собой, а технологическая инфраструктура была скорее фоном, чем предметом политического соперничества. Сегодня же в условиях цифровой глобализации именно инфраструктура — легкость доступа, быстрота подсчета, удобство процедуры — начинает формировать представления о должном. А вовлеченность прямо зависит от технологичности процесса в мире, где все "сидят в телефонах" 24\7.
✔️Технологическая эволюция выборов — это не только про удобство и скорость. Она становится частью более широкого соревнования за то, какой политический строй будет считаться "нормой" в XXI веке. В одном лагере — страны, делающие ставку на цифровую инфраструктуру, автоматизацию и глобальную доступность процедур; в другом — те, кто под предлогом "защиты традиций" сохраняет более медленные, фрагментарные и сложные формы участия. Победа в этой конкуренции измеряется не заявлениями о ценностях, а тем, какая модель в итоге будет казаться большинству людей в мире более разумной и ориентированной на их интересы.
И тогда привычная формула "демократия — это Запад" перестанет быть самоочевидной. На смену придёт новая, куда более прагматичная: демократия — это там, где твой голос учитывают быстро, точно и без лишних барьеров. Во времена технологического перехода победит не тот, кто громче говорит о свободах, а тот, кто тратит меньше времени граждан на их реализацию.
В XXI веке спор о демократии всё чаще выходит за рамки законов и конституций и уходит в сферу технологий. Традиционная формула — "свобода + институты" — больше не гарантирует репутационного лидерства. Всё чаще символом современности и эффективности становятся не абстрактные ценности, а конкретный пользовательский опыт: насколько государство "близко и понятно" человеку в цифровом смысле во всех его проявлениях от социалки до выборов. Для избирательной системы - как легко проголосовать, как быстро узнать результат, как защищены данные. И в этом новом измерении именно традиционные демократии, в силу огромного количества причин тормозящие развитие своих государственных IT-сервисов, оказываются аутсайдерами.
Вот, например, наша новация этого года. Московская избирательная система предложила простое и практичное новшество: если ты прописан в регионе, можно проголосовать на его губернаторских выборах в Москве — через электронный терминал в торговом центре. Паспорт, биометрия, несколько минут — готово. Этот шаг укладывается в общую линию: расширять доступ к выборам, снимая архаичные территориальные ограничения.
На Западе уже не первый десяток лет идёт спор: можно ли доверить избирательный процесс современным технологиям. Результат парадоксален.
🇪🇪Эстония — единственная страна ЕС с масштабным интернет-голосованием. 25 лет без серьёзных инцидентов, более половины избирателей пользуются этой опцией. Но система подвергается постоянной критике за "потенциальные уязвимости" — даже если они существуют лишь в теоретических моделях.
🇹🇴Швейцария после обнаружения уязвимостей в своей системе вовсе отказалась от проекта. 🇺🇸США возвращается к бесконечному многонедельному ручному пересчету все чаще. Всё это происходит в странах, которые без колебаний доверяют IT медицинскую диагностику, управление самолётами и торговлю на биржах.
И вот страны, которые на Западе называют "автократиями", предлагают своим гражданам более быстрый и удобный доступ к выборам, чем "эталонные демократии". Москва здесь показательна: с 10% электронных голосов в 2019-м до 81% в 2023-м.
В ХХ веке политическое лидерство в глазах мира измерялось уровнем политических свобод и формальной независимостью институтов. Вовлеченность граждан достигалась как бы сама собой, а технологическая инфраструктура была скорее фоном, чем предметом политического соперничества. Сегодня же в условиях цифровой глобализации именно инфраструктура — легкость доступа, быстрота подсчета, удобство процедуры — начинает формировать представления о должном. А вовлеченность прямо зависит от технологичности процесса в мире, где все "сидят в телефонах" 24\7.
✔️Технологическая эволюция выборов — это не только про удобство и скорость. Она становится частью более широкого соревнования за то, какой политический строй будет считаться "нормой" в XXI веке. В одном лагере — страны, делающие ставку на цифровую инфраструктуру, автоматизацию и глобальную доступность процедур; в другом — те, кто под предлогом "защиты традиций" сохраняет более медленные, фрагментарные и сложные формы участия. Победа в этой конкуренции измеряется не заявлениями о ценностях, а тем, какая модель в итоге будет казаться большинству людей в мире более разумной и ориентированной на их интересы.
И тогда привычная формула "демократия — это Запад" перестанет быть самоочевидной. На смену придёт новая, куда более прагматичная: демократия — это там, где твой голос учитывают быстро, точно и без лишних барьеров. Во времена технологического перехода победит не тот, кто громче говорит о свободах, а тот, кто тратит меньше времени граждан на их реализацию.
Перед встречей на Аляске уместно вспомнить, а почему она вообще оказалась настолько же необходимой, насколько неожиданной.
1⃣ Было время, когда эксперты по России были элитой
Кондолиза Райс говорила по-русски, Збигнев Бжезинский читал Достоевского в оригинале, Джордж Кеннан владел семью языками. Выпускники Гарварда и Принстона переходили от кафедр к постам советников по национальной безопасности. Федеральное правительство вкладывало миллиарды в их подготовку: чтобы победить врага, его нужно знать. Русский язык изучали почти 50 тысяч студентов. Эти люди ели, дышали и спали Союзом — и "выиграли" холодную войну.
2⃣ 1991 год: "Миссия выполнена!" (спойлер — нет)
Берлинская стена пала, СССР развалился, политики решили: "Зачем нам эксперты по мертвой стране?" Финансирование урезали, программы закрыли, студенты побежали изучать китайский. К 2021 году русский изучали 17000 студентов. Логика: "Раз мы победили, Россия станет демократической сама собой." Что могло пойти не так?"
3⃣ Добро пожаловать в эпоху квотных "экспертов"
Когда престижная специальность превратилась во "второй сорт", туда хлынули совсем другие кадры. Студенты, которые не прошли на китайский или арабский. Эмигранты с травмами и повестками. Активисты по "правам человека", для которых Россия — исключительно империя зла. Требования к языку? Снизили до "промежуточного уровня" — раньше требовали почти родного владения. Культурное понимание? Зачем, если можно читать "Нью-Йорк Таймс"? А газеты всегда правы.
4⃣ Медиа-дипломатия в действии
Результат предсказуем: вместо аналитиков получились "говорящие головы" для телевизора. Этим псевдо-экспертам нужны не нюансы, а драма. "Путин — зло и его нужно победить!" звучит лучше, чем сложный анализ российской политики или социально-культурных контекстов. Медиа обожают таких "специалистов" — они дают простые ответы на сложные вопросы. Кому нужна скучная геополитика, когда можно крутить сериал про "российскую угрозу"? Рейтинги важнее понимания.
5⃣ Триумф некомпетентности: от НАТО до Украины
И вот плоды 30-летней деградации экспертизы: расширение НАТО, которое все настоящие специалисты называли "катастрофической ошибкой". "Шоковая терапия" 90-х, превратившая Россию в руины. Полное непонимание Путина и его мотивов. А венец всей истории – 2022 и последующие годы, когда "эксперты" ошиблись примерно во всем. Зато университеты сократили прием на "русские специальности" еще в полтора раза. Русские ж звери из бездны, зачем их изучать, если можно обличать.
Финальная ирония: сегодня в Госдепе уволили всех аналитиков по России накануне встречи Трампа с Путиным. Зачем нужны эксперты, когда есть Netflix-логика? Что может пойти не так, когда президент встречается с лидером ядерной державы без советников, понимающих, о чем они вообще говорят?
Добро пожаловать в мир, где Google Translate заменил советологию, а политическая корректность — стратегический анализ.
1⃣ Было время, когда эксперты по России были элитой
Кондолиза Райс говорила по-русски, Збигнев Бжезинский читал Достоевского в оригинале, Джордж Кеннан владел семью языками. Выпускники Гарварда и Принстона переходили от кафедр к постам советников по национальной безопасности. Федеральное правительство вкладывало миллиарды в их подготовку: чтобы победить врага, его нужно знать. Русский язык изучали почти 50 тысяч студентов. Эти люди ели, дышали и спали Союзом — и "выиграли" холодную войну.
2⃣ 1991 год: "Миссия выполнена!" (спойлер — нет)
Берлинская стена пала, СССР развалился, политики решили: "Зачем нам эксперты по мертвой стране?" Финансирование урезали, программы закрыли, студенты побежали изучать китайский. К 2021 году русский изучали 17000 студентов. Логика: "Раз мы победили, Россия станет демократической сама собой." Что могло пойти не так?"
3⃣ Добро пожаловать в эпоху квотных "экспертов"
Когда престижная специальность превратилась во "второй сорт", туда хлынули совсем другие кадры. Студенты, которые не прошли на китайский или арабский. Эмигранты с травмами и повестками. Активисты по "правам человека", для которых Россия — исключительно империя зла. Требования к языку? Снизили до "промежуточного уровня" — раньше требовали почти родного владения. Культурное понимание? Зачем, если можно читать "Нью-Йорк Таймс"? А газеты всегда правы.
4⃣ Медиа-дипломатия в действии
Результат предсказуем: вместо аналитиков получились "говорящие головы" для телевизора. Этим псевдо-экспертам нужны не нюансы, а драма. "Путин — зло и его нужно победить!" звучит лучше, чем сложный анализ российской политики или социально-культурных контекстов. Медиа обожают таких "специалистов" — они дают простые ответы на сложные вопросы. Кому нужна скучная геополитика, когда можно крутить сериал про "российскую угрозу"? Рейтинги важнее понимания.
5⃣ Триумф некомпетентности: от НАТО до Украины
И вот плоды 30-летней деградации экспертизы: расширение НАТО, которое все настоящие специалисты называли "катастрофической ошибкой". "Шоковая терапия" 90-х, превратившая Россию в руины. Полное непонимание Путина и его мотивов. А венец всей истории – 2022 и последующие годы, когда "эксперты" ошиблись примерно во всем. Зато университеты сократили прием на "русские специальности" еще в полтора раза. Русские ж звери из бездны, зачем их изучать, если можно обличать.
Финальная ирония: сегодня в Госдепе уволили всех аналитиков по России накануне встречи Трампа с Путиным. Зачем нужны эксперты, когда есть Netflix-логика? Что может пойти не так, когда президент встречается с лидером ядерной державы без советников, понимающих, о чем они вообще говорят?
Добро пожаловать в мир, где Google Translate заменил советологию, а политическая корректность — стратегический анализ.
Полная версия комментария «Огню» по поводу заявления Пашиняна:
"Карабахское движение закончилось" - слова премьер-министра Армении символизируют завершение эпохи. Речь не только о территориальном конфликте. А о кризисе армянской политической идентичности, непреодолимом противоречии между традиционной концепцией армянской нации и "предложением Пашиняна" для Армении.
Армения - на развилке между двумя моделями:
▪️Этническая модель, доминировавшая с конца XIXв., - армянский народ как единая транснациональная общность, а государство в Армении – для всех армян мира.
▪️Гражданская модель, внедряемая Пашиняном, исходит из территориального суверенитета: Армения принадлежит своим гражданам, а не армянскому народу.
Это не личная прихоть, а апофеоз политики всех лидеров независимой Армении. Кочарян ввел ограничения политических прав диаспоры, Саргсян закрепил их конституционно, Пашинян довел эту логику до предела. Несмотря на кардинальные идеологические различия, все трое стремились исключить диаспору из политпроцесса.
Логика: невозможно быть "нормальным" государством, когда ключевые решения зависят от мнения людей, живущих в Лос-Анджелесе, Париже, Москве или Бейруте. Диаспора обладает альтернативным источником легитимности, финансово независима и склона к максималистским требованиям, ограничивающим власть.
Концепция "реальной Армении" Пашиняна против "исторической Армении" - попытка обоснования отказа от традиционных национальных амбиций. Вместо мечты о "Великой Армении" – как минимум "этнокультурной", как максимум "территориальной" - предлагается сосредоточиться на существующей Республике и гражданах на ее территории.
Эта трансформация имеет глубокий психологический подтекст. За ней - болезненный крах надежд, связанных с "Бархатной революцией" 2018 года, после которой последовала серия национальных катастроф: военные поражения, территориальные потери, изгнание почти 150 тысяч армян из Арцаха. После поражений 2020 и 2023 годов армянское общество испытывает коллективную травму. Традиционные источники национальной гордости - военная доблесть, историческая память, союзничество с Россией - подверглись болезненному переосмыслению.
Цепь разочарований создала парадоксальный политический эффект: подрыв доверия к власти с одновременным укреплением ее позиций из-за неверия в возможность альтернативы.
Логика "нормализации" государства приводит к конфликту с традиционными институтами национального единства. Армянская Апостольская Церковь – мишень для критики как "часть старой коррумпированной системы", препятствующей модернизации. Но надо понимать, сегодняшнее давление властей Армении на церковь - попытка демонтировать альтернативные источники национальной идентичности. Церковь традиционно играла роль хранителя армянской идентичности, особенно в диаспоре, и ее ослабление - часть широкой стратегии "деармянизации" армянской политики.
Разрыв с диаспорой имеет катастрофические геополитические последствия. Армения теряет главных союзников - влиятельные армянские общины США, Франции, России и других стран. Лоббистские сети разрушаются, международное влияние сокращается.
Заявления Пашиняна о "новом Южном Кавказе" отражают попытку компенсировать разрыв с армянами сближением с Западом. Но эта стратегия игнорирует реальность: без армянского "мира" США, Европы и России Армения обречена на роль регионального государства без значительного международного влияния, неинтересного крупным игрокам и постоянно находящегося под угрозой военного вторжения и даже уничтожения.
Фактически, пашиняновская Армения пытается отказаться от своей учредительной идеологии. Долгосрочные последствия могут быть катастрофическими: размывание армянской идентичности, потеря диаспоральной поддержки, перманентная стагнация.
Трагедия армянской политики сегодня - в том, что вместо поиска синтетической модели (хотя бы в логике Израиля, если нет амбиций на что-то свое), сочетающей требования современной государственности с сохранением национального единства, власть выбрала путь радикального разрыва с собственной историей.
"Карабахское движение закончилось" - слова премьер-министра Армении символизируют завершение эпохи. Речь не только о территориальном конфликте. А о кризисе армянской политической идентичности, непреодолимом противоречии между традиционной концепцией армянской нации и "предложением Пашиняна" для Армении.
Армения - на развилке между двумя моделями:
▪️Этническая модель, доминировавшая с конца XIXв., - армянский народ как единая транснациональная общность, а государство в Армении – для всех армян мира.
▪️Гражданская модель, внедряемая Пашиняном, исходит из территориального суверенитета: Армения принадлежит своим гражданам, а не армянскому народу.
Это не личная прихоть, а апофеоз политики всех лидеров независимой Армении. Кочарян ввел ограничения политических прав диаспоры, Саргсян закрепил их конституционно, Пашинян довел эту логику до предела. Несмотря на кардинальные идеологические различия, все трое стремились исключить диаспору из политпроцесса.
Логика: невозможно быть "нормальным" государством, когда ключевые решения зависят от мнения людей, живущих в Лос-Анджелесе, Париже, Москве или Бейруте. Диаспора обладает альтернативным источником легитимности, финансово независима и склона к максималистским требованиям, ограничивающим власть.
Концепция "реальной Армении" Пашиняна против "исторической Армении" - попытка обоснования отказа от традиционных национальных амбиций. Вместо мечты о "Великой Армении" – как минимум "этнокультурной", как максимум "территориальной" - предлагается сосредоточиться на существующей Республике и гражданах на ее территории.
Эта трансформация имеет глубокий психологический подтекст. За ней - болезненный крах надежд, связанных с "Бархатной революцией" 2018 года, после которой последовала серия национальных катастроф: военные поражения, территориальные потери, изгнание почти 150 тысяч армян из Арцаха. После поражений 2020 и 2023 годов армянское общество испытывает коллективную травму. Традиционные источники национальной гордости - военная доблесть, историческая память, союзничество с Россией - подверглись болезненному переосмыслению.
Цепь разочарований создала парадоксальный политический эффект: подрыв доверия к власти с одновременным укреплением ее позиций из-за неверия в возможность альтернативы.
Логика "нормализации" государства приводит к конфликту с традиционными институтами национального единства. Армянская Апостольская Церковь – мишень для критики как "часть старой коррумпированной системы", препятствующей модернизации. Но надо понимать, сегодняшнее давление властей Армении на церковь - попытка демонтировать альтернативные источники национальной идентичности. Церковь традиционно играла роль хранителя армянской идентичности, особенно в диаспоре, и ее ослабление - часть широкой стратегии "деармянизации" армянской политики.
Разрыв с диаспорой имеет катастрофические геополитические последствия. Армения теряет главных союзников - влиятельные армянские общины США, Франции, России и других стран. Лоббистские сети разрушаются, международное влияние сокращается.
Заявления Пашиняна о "новом Южном Кавказе" отражают попытку компенсировать разрыв с армянами сближением с Западом. Но эта стратегия игнорирует реальность: без армянского "мира" США, Европы и России Армения обречена на роль регионального государства без значительного международного влияния, неинтересного крупным игрокам и постоянно находящегося под угрозой военного вторжения и даже уничтожения.
Фактически, пашиняновская Армения пытается отказаться от своей учредительной идеологии. Долгосрочные последствия могут быть катастрофическими: размывание армянской идентичности, потеря диаспоральной поддержки, перманентная стагнация.
Трагедия армянской политики сегодня - в том, что вместо поиска синтетической модели (хотя бы в логике Израиля, если нет амбиций на что-то свое), сочетающей требования современной государственности с сохранением национального единства, власть выбрала путь радикального разрыва с собственной историей.