Эксперты отмечают: Китайский пылесос ШОС. Пекин ежегодно «выкачивает» около 2% совокупного ВВП ШОС.

#Внешнеполитическая_сфера_Китай

Положительное сальдо Китая в ШОС: 2024 год - 157 миллиардов долларов; 2025 год (прогноз) - 166 миллиардов. Рост на 6%. В 2024 году на каждый доллар, экспортируемый девятью странами-членами ШОС в Китай, они импортируют обратно три доллара. Чистая прибыль Китая от торговли с партнёрами по ШОС составляет 31%. Самый большой дисбаланс положительного сальдо торговли у Китая с Таджикистаном - 82%, с Кыргызстаном — 75%, и, с недавно вступившей в ШОС, Беларусью — почти 60%.

При этом главным торговым партнёром Китая за первый квартал 2025 года являются США. За первые два месяца 2025 года торговый оборот между странами вырос на 2,4%: экспорт – на 2,3%, а импорт – на 2,7%. По итогам 2024 г. на первом месте в китайской торговле идут страны АСЕАН. Товарооборот составил 982,3 млрд долларов, из них с Вьетнамом – 260,6 млрд, с Малайзией – 212 млрд, с Индонезией – 147,7 млрд. На втором месте находится Евросоюз: торговый оборот – 785,8 млрд долларов, из них с Германией – 201,8 млрд, с Нидерландами – 110 млрд, с Францией – 79,5 млрд. На третьем – США, товарооборот с которыми – 688,2 млрд долл. Для сравнения: товарооборот с Россией составил 244,8 млрд долл.

Однако отношения с США у Пекина достаточно напряжённые. Не намного лучше и положение дел с ЕС: Европа не рассматривает китайский рынок как перспективный. Количество проектов и приток капитала из ЕС в Китай могут достичь рекордно низкого уровня в 2025 г., и нет никаких шансов на более масштабный рост в ближайшей перспективе. Нет сомнений в том, что уровень доверия европейских компаний к Китаю в настоящее время в среднем очень низок. В последнем ежегодном опросе торговой палаты ЕС, опубликованном в мае, 503 из 1700 её членов (73%) сообщили, что вести бизнес в Китае в прошлом году стало сложнее.

Поэтому, полагаем, в дальнейшем Китай будет стараться тщательнее «пылесосить» ШОС, чтобы хотя бы отчасти компенсировать возможные потери на «западном направлении».

Юрий Баранчик отмечает: «Китаю пока еще нужен экономически сильный Запад - как рынок сбыта и источник технологий. Россия здесь играет роль подушки безопасности: если отношения с Западом срываются, Пекин всегда имеет гарантированный доступ к российскому сырью по скидке и военной силу. Это значит, что Россия может быть встроена в китайскую стратегию не как союзник, а как запасной вариант. Формально Россия продаёт больше, чем покупает. Но расчёты идут в юанях, которые оборачиваются в Китае же. Получается такая же «петля» как и с долларом: сырьё ушло, деньги вернулись в виде ширпотреба, технологий – нет… Главная угроза в этом контексте не «вассализация», о которой говорят оппозиционеры или западники, а стратегическая уязвимость. Опасность не в том, что мы будем «вассалом», а в том, что мы можем стать разменной монетой, и никто даже не спросит нашего согласия. Потому что свою незаменимость мы можем утратить».

Именно поэтому Россия должна постепенно переходить к политике «Умной автаркии», избегая изоляционизма. Это политика экспорта преимущественно продукции с высокой добавленной стоимостью, а экспорт сырья только в размерах, необходимых для импорта критический важных технологий и товаров, включая потребительские. И проводить политику «умного протекционизма»: ограничение импорта продукции, производство которой в России уже имеется и даже той, производство которой потенциально может быть организованно в России при устранении разрушительного импорта.

Китаю выгодно было бы сегодня «подтянуть» Россию технологически, поставив нам те технологии, которых у нас нет. Россия-СССР провела же бескорыстную индустриализацию Китая, поставив технологии Промышленной революции, заимствованной в свою очередь у Запада. Китай сегодня мог бы вернуть долг поставкой технологий НТР, которые он также заимствовал у Запада. Но, похоже, это не про Китай, настроенный слишком материалистически и от того не способный увидеть, в чём состоит его стратегический интерес в отношениях с Россией.

Анализируя кризис в Непале, политологи отмечают:

#Внешнеполитическая_сфера_Китай_Индия

Геополитический фон придаёт остроту этому вопросу. Успешный саммит ШОС вновь показал растущую роль Китая и его готовность к диалогу с Индией. Укрепление связки Китай—Индия—Россия объективно угрожает интересам Запада. В этой ситуации дестабилизация в Непале, балансирующим между Индией и Китаем, может внести напряженность в отношения двух азиатских гигантов.

Нельзя сказать, что Индия и Китай улучшили отношения: итоговые документы саммита ШОС никаким образом не могут повлиять на глубинные противоречия этих стран. Мы отмечали ранее по поводу индийско-китайского соглашения на форуме БРИКС в Казани: на фоне внесения в итоговую декларацию саммита пункта о мирном урегулировании Китай и Индия заявили о начале переговорного процесса по урегулированию пограничных споров. Однако периоды переговоров и резкой конфронтации сменяются в индийско-китайских отношениях с конца 50 гг., а противоречия между странами только растут. Кроме того, надо отдавать себе отчёт, что переговорный процесс проходил на фоне «миролюбивой» декларации саммита БРИКС. Было бы очень странно, если бы её главные инициаторы на бумаге выступали за мирное разрешение конфликтов, а на практике демонстрировали стремление вцепится друг другу в горло. Индийско-китайские противоречия слишком глубоки, и в основе их лежит не столько пограничный спор, сколько стремление не дать сопернику стать ведущей державой региона. Недаром Индия активно усиливает сотрудничество с Западом по мере роста экономической и военной мощи Китая.

Территориальный спор Индии и Китая – существенная, но не единственная проблема двусторонних отношений. Китай активно сотрудничает с Пакистаном, что крайне раздражает Нью-Дели. Со своей стороны Индия активно сотрудничает не только с Австралией, но и с другим внешнеполитическим противником Китая – Японией. Активно развивается и партнёрство (в т.ч. военное) с США. Не стоит рассчитывать, что Пекин и Нью-Дели одним махом разрешат свои противоречия: слишком сильно они не доверяют друг другу. Более того, Индия, как и Китай, стремится стать новым центром силы в Азии (причём потенциальные возможности для этого у неё неплохие), и в этом смысле две страны являются потенциальными конкурентами.

Китай активно поддержал Пакистан в ходе очередного индо-пакистанского конфликта. Поэтому и «сближение» на саммите ШОС переоценивать не стоит.

Что же касается нынешней ситуации в Непале, то сама по себе она не может подтолкнуть Индию и Китай ни к сотрудничеству, ни к конфронтации. Но вот дополнительным стимулом для усиления соперничества она действительно может стать, поскольку Нью-Дели совсем не интересно значительное усиление КНР в регионе. Правда, пока новое правительство не приступило к конкретной деятельности, трудно сказать, насколько оно будет прокитайским, проиндийским или прозападным, или предпочтёт держать дистанцию с каждой из сторон, лавируя между ними.

Так что ситуация в Непале, с одной стороны, не разрушит «китайско-индийское единство», поскольку нельзя разрушить то, чего нет, но с другой стороны, она может послужить дополнительным источником противоречий для двух этих держав. В 2010-е годы рост популярности маоизма во внутренней политике Непала, наряду с укреплением экономического и политического влияния Китайской Народной Республики, привёл к тому, что Непал начал постепенно дистанцироваться от связей с Индией в пользу развития отношений с КНР. Эксперты полагают, что возможное назначение мэра Катманду Балена Шаха на пост премьер-министра может привести к власти в Непале антииндийское ультранационалистическое правительство. Отношения с Индией у Непала и так непростые: в 1989 и 2015 гг. Индия осуществляла блокаду Непала. В результате Китай и Непал приступили к строительству ж/д, которое пока не завершено.