«… Революция обрушила ход жизни исторической России. Произошел колоссальный переворот — не только политический, но и переворот в сознании людей, вообще во всем устройстве государства. Но самое, может быть, страшное последствие этого переворота — это отказ государства Российского от веры православной, в лице политических лидеров, руководящей партии и очень многих, кто старался войти в этот, как говорим теперь, мейнстрим, в это течение, заданное безбожными властями.
По милости Божией прошли тяжелые времена, которые несли в себе такой потенциал разрушения, что камня на камне могло не остаться, в том числе и от Православия в северной столице…
Но ведь, наверное, никто в Российской империи ... и представить не мог, что группа заговорщиков возбудит сознание людей таким образом, что сумеет, как теперь говорят, его переформатировать, полностью изменить. Россия на десятилетия стала самой атеистической страной. ... Атеизм стал господствующей идеологией, на основании которой вырабатывалась конкретная политика, и люди, приходившие к власти, ставили конкретные политические цели, в том числе уничтожение веры православной.
… А мы можем в этих стенах сказать, каким страшным был опыт жизни всего нашего народа в стране, которая провозгласила себя первым в мире атеистическим государством. Ничего не получилось, а ведь все силы были брошены. И мы задаемся вопросом: как же так? Неужели старушки, которые оставались верующими, сломили силу сверхдержавы? Почему в одночасье рухнул атеистический режим? ... Такой тектонический разлом всей жизни сверхдержавы, ядерной сверхдержавы, не мог произойти просто так, только потому, что кто-то решил так сделать…
Снова вернусь к нашей стране и к нашему страшному опыту XX века. ... Мы прошли через самые страшные гонения, и Церковь наша возродилась, а вместе с ней возрождается и наше любимое Отечество…»

«Многие задают справедливый вопрос: а что же Церковь? Почему она не остановила этот процесс? У Церкви есть ответ: при видимом благополучии Церковь была по рукам и ногам скована государством. Конечно, государство было православным, царь был православным, но Церковь была лишена самого важного ― возможности говорить людям, не оглядываясь на власть, Божию правду об их духовном состоянии, давать оценку, с духовной точки зрения, политическим процессам в обществе. Церкви было запрещено обращаться с таким посланием к людям, потому что главой Церкви был государь, и он говорил от ее имени»

«Спас» показал варварское изобретение, которое является не только продуктом иноагентов. Он является абсолютно разрушительным. Самая разрушительная идея, которая может растащить сегодня страну – это столкнуть советского человека, коммуниста с православной культурой. Одно без другого не существует и не может существовать.

Поэтому я обратился к партии власти, я уже звонил Медведеву, чтобы рассмотрели эту вылазку, которую организовали за неделю, накануне съезда КПРФ и крутили каждый день».

«Участники передачи не знают фактуры и, судя по всему, знать и не собираются», — заявил протодиакон.

«Проблемы вымирания русского народа... проблемы СВО, проблемы резкого расслоения общества... проблемы страшного падения нравственности общества... которыми надо всем сообща заниматься, а не тормошить мертвеца».

«...чтобы не остаться в разваленной стране с пустыми храмами».

Да, сейчас непросто купить квартиру в виду высокой ипотечной ставки. Зато вы сами выбираете где и когда купить квартиру.

И можете делать с ней, что угодно: жить сами, подарить детям, сдать в аренду или перепродать.

Дискуссию, абсолютно отвратительную, абсолютно заходящую за морально-этические нормы, начала не Нина Александровна Останина. Дискуссию даже и не православная общественность начала, потому что люди, которые подняли эту дискуссию и пытаются поднять её до небес, к православию имеют относительное отношение. Как и те якобы православные, которые сегодня на Украине захватывают храмы Московского патриархата. Они тоже себя называют православными. И вот между ними и теми людьми, которые оскорбляют Останину, нет никакой разницы по большому счёту.

И я просто смотрел, наблюдал со стороны, как эта дискуссия поднимается у них на информационных ресурсах, но это напоминает абсолютно такой монолог нездоровых людей. Поэтому, соответственно, что касается Нины Александровны, естественно, в рамках своего работы комитета реагирует на высказывания, которые пытаются разделить общество. Она отреагировала предельно корректно и тактично. Я не буду давать оценки личностям людей, о которых она говорила, но то, что полилось на неё в ответ, я почитал, ну это просто, во-первых, это оскорбление женщин, во-вторых, это за гранью всего.

Что касается Ткачёва, я, кстати, его вывожу из этой группы. То, что он говорит — это его личное мнение и он имеет на него право. А вот остальная публика, то, что они говорят, это преступное, диверсионное, идеологическое действие в отношении нашего государства в условиях, скажем, идеологической и гибридной войны, которая сейчас происходит. Поэтому к ним должно быть, собственно, и отношение такое, в рамках, если это не закон, то тогда, как минимум порицание, со стороны людей, которые сегодня воюют на передовой, выполняют задачи СВО, напомню, под и православными иконами, и под символикой великой советской эпохи, Красного знамени, в том числе и  под флагами Ленина и Сталина.

Разве теперь, когда люди, как говорят, мрут от голода, помещики, купцы, вообще богачи изменили свою жизнь, перестали требовать от народа для удовлетворения своих прихотей губительного для него труда, разве перестали богачи убирать свои палаты, есть дорогие обеды, обгоняться на своих рысаках, ездить на охоты, наряжаться в свои наряды? Разве теперь богачи не сидят с своими запасами хлеба, ожидая еще больших повышений цен, разве фабриканты не сбивают цен с работы? Разве чиновники перестают получать жалование, собираемое с голодных? Разве все интеллигентные люди не продолжают жить по городам — для своих, послушаешь их, самых возвышенных целей, пожирая там, в городах, эти свозимые для них туда средства жизни, от отсутствия которых мрет народ?

Зачем обманывать себя? Народ нужен нам только как орудие. И выгоды наши (сколько бы мы ни говорили противное) всегда диаметрально противоположны выгодам народа. Чем больше мне дадут жалования и пенсии, говорит чиновник, т. е. чем больше возьмут с народа, тем мне лучше. Чем дороже я продам хлеб и все нужные предметы народу и чем ему будет труднее, тем мне будет лучше,— говорит и купец и землевладелец. Чем меньше я дам работы народу, заменив ее машинами, и чем дороже продам ему свой товар, тем я больше наживу,— говорит фабрикант. Чем дешевле будет работа, т. е. чем беднее будет народ, тем мне лучше,— говорят все люди богатых классов. Какое же у нас может быть сочувствие народу? Между нами и народом нет иной связи, кроме той, что мы тянем за одну и ту же палку, но каждый к себе. Чем лучше мне, тем хуже ему,— чем хуже ему, тем лучше мне.