6 марта 2025 г. Константин Сёмин опубликовал интервью с антропологом С. В. Дробышевским. Члены кружка из Алматы посмотрели интервью и написали критическую заметку. Авторы попытались показать, что не так с идеей решать социальные проблемы при помощи генной инженерии, указывают на то, что на человека не действует естественный отбор, разбирают высказывания Дробышевского относительно работы Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства". И я считаю важным познакомить читателей моего канала, особенно тех, кто смотрел интервью, с аргументацией авторов, хотя у меня местами также возникает желание поспорить уже не только с Дробышевским, к которому у меня есть не только эти, но и другие претензии, но и с ними.
https://telegra.ph/Neskolko-zamechanij-po-povodu-vyskazyvanij-S-V-Drobyshevskogo-04-23

С интересом прочитала статью Олега Ткача "О незавершенности материи".

“Не построишь — не наступит”: о заметке Олега Ткача по поводу идеи незавершенности материи

Статья Ткача очень образная. С основными политическими и этическими выводами абсолютно согласна. Образ рельс, которые есть позади, но не впереди, очень хорош. Он передает основную мысль, и, что самое главное, настраивает на практический лад — думать:

— какие именно “рельсы” нам нужны и куда они должны вести?

— в каких условиях мы их “прокладываем” и что нам мешает прокладывать их достаточно крепкими и именно туда, куда нужно?

— какие коллективные способы прокладывание рельс в желаемом направлении будут наиболее эффективны?

Все это важно, потому что “все наши — это мы” и за нас этого никто не решит. Правда, у нас нет теперь психологического костыля в виде “наше дело правое, мы в конечном счете победим”. Ткач заостряет внимание именно на этом. Он правильно указывает, что идея незавершенности — это не вероятностный детерминизм, который вполне вписывается в “божественное провидение”. Он подчеркивает, что то, как я предложила посмотреть на материю и, соответственно, человеческую свободу и субъектность, не укладывается ни в идеалистическую, ни в материалистическую версию такого понимания: “В этом смысле можно сказать, что божествен­ное провидение ведет себя по отношению к миру и его процессу как абсолютная хитрость. Бог дает людям дей­ствовать, как им угодно, не стесняет игру их страстей и интересов, а получается из этого осуществление его це­лей, которые отличны от целей, руководивших теми, кото­рыми он пользуется” (Гегель, “Наука логики”).

Не трудно заметить (и это многие замечали), что если мы в такого рода цитатах заменим слово “Бог” на слово “Материя”, а слова “божественное провидение” — на “необходимость материи” и даже “осуществление его целей” — на “осуществление ее необходимости”, убрав оттенок идеализма, по сути ничего не меняется. Материалистическая точка зрения генплана — оказывается идеализмом наизнанку. “Рамка” (ограниченность) у них общая. Она предполагает, что все “рельсы”, учитывающие случайность (которая в таком понимании только свое другое необходимости), уже проложены.

Есть некоторые замечания. Например, предположение Ткача о том, что предсказание нашего "завтра" невозможно, потому что материя не конечна в пространстве, неверно. У философов "генерального плана" она тоже не конечна в пространстве. Материя вообще не “в пространстве” и не во времени, это пространство и время “в ней”. Пространство и время вообще неотделимы не только от Мира, взятого со стороны его единства (материи), но и от специфических форм движения. Но во-первых, это было высказано только как предположение, а, во-вторых, это уже другая отдельная тема. Однако, что интересно, даже такая завязанная сама на себя бесконечность Бога/Материи (гегелевская истинная бесконечность, которая всегда абсолютно налична и неизменна), может быть вполне адекватно представлена в виде "запаянной", пусть даже бесконечной “колбы”, о которой говорит Ткач. Образ не претендует на то, чтобы быть понятием. Тем не менее у Ткача это — образный аналог признания равенства Мира/Бога самому себе, но при этом непризнания его неравенства.

Осмелюсь выдвинуть такую мысль: главный, в смысле продуктивный “водораздел” в философии сейчас будет идти между “генпланом” и “незавершенностью”. В стороне остаются все вариации субъективного идеализма и отрицание всякого всеобщего (то есть скатывание в дофалесовский уровень мышления).

Подчеркну, точка зрения “незавершенности” не отбрасывает все, что было добыто в рамках философии генплана. Я предлагаю только сломать ограничивающую “рамку”. Также следует обратить внимание на то, что “генплан” не дал развиться некоторым интересным идеям, которые в свое время пустили “ростки” и могут быть нужны нам сейчас. Особенно хорошо это видно по философии Гегеля и молодого Маркса. К тому же того, что было развито в полной мере, нам сейчас недостаточно. С теми же необходимостью и свободой в философии незавершенности дело обстоит несколько сложнее, чем в “генплане”. И многое еще придется переосмыслить.

Вопрос о субъектности — это вопрос не о возможности “незапрограммированных” действий людей

У Спинозы, например, “незапрограммированные” действия вполне вписываются в божественную необходимость. При этом такие действия могут быть как свободными, так и несвободными. Человек может руководствоваться аффектами или мнениями, а может руководствоваться разумом и жить по разуму: “Первый, желает он этого или не желает, делает то, чего вовсе не знает, второй же сообразуется только с самим собой и делает только то, что он считает в жизни первым, и чего поэтому он наиболее желает. И потому первого я называю рабом, а второго свободным” (Б. Спиноза. “Этика…”). По Спинозе, человек не “запрограммирован” действовать разумно или неразумно, ни “внутренне”, ни непосредственными внешними обстоятельствами.

При этом: “В природе вещей нет ничего случайного, но все определено необходимостью божественной природы к существованию и действованию известным образом”. Причем дело, по Спинозе, обстоит так в любом случае, вне зависимости от того, свободны мы в спинозовском понимании или нет. Но у свободного человека “любовь к Богу должна наиболее занимать душу” (там же), с необходимостью должна занимать, и руководствоваться свободный человек должен именно ею. Под Богом Спиноза имеет в виду единую субстанцию, атрибутами которой является мышление и протяженность. “Природа, то есть Бог”, — пишет он в своих произведениях.

По меткому выражению Локка, “произвольность противоположна непроизвольности, а не необходимости” (Дж. Локк. “Опыт о человеческом разумении”). По Локку, мы можем быть (а можем и не быть, если нам что-то мешает) свободны, то есть делать то, что хотим. Но мы не можем чего-то хотеть или не хотеть свободно. Потому выражение “свобода воли”, с его точки зрения, неверно. Спиноза, как известно, тоже говорил о свободе воли как об иллюзии. Но при этом, и по Локку, и по Спинозе, мы можем, руководствуясь разумом, прийти к Богу и осуществлять его необходимость свободно, то есть со знанием дела, или так и не дойти до этого. Но на Бога и божественную необходимость это не окажет никакого влияния. Быть добродетельными, а, по Спинозе, свободный человек добродетелен, — значит действовать в согласии с Богом, так как именно Бог все определяет. Именно Бог является единственной свободной причиной.

У Гегеля там, где он говорит о божественном проведении, “незапрограммированные” действия людей прямо предполагаются: “Разум столь же хитер, сколь могущест­вен. Хитрость состоит вообще в опосредствующей дея­тельности, которая, позволив объектам действовать друг на друга соответственно их природе и истощать себя в этом воздействии, не вмешиваясь вместе с тем непосредственно в этот процесс, все же осуществляет лишь свою собствен­ную цель. В этом смысле можно сказать, что божествен­ное провидение ведет себя по отношению к миру и его процессу как абсолютная хитрость. Бог дает людям дей­ствовать, как им угодно, не стесняет игру их страстей и интересов, а получается из этого осуществление его це­лей, которые отличны от целей, руководивших теми, кото­рыми он пользуется” (Г. В. Ф. Гегель. “Наука логики”). “Незапрограммированные” действия и свобода воли, о которой Гегель говорит в разных произведениях, таким способом прямо вписывается им в божественное провидение. Как формально свободные (то есть произвол), так и подлинно свободные действия, в которых необходимость содержится как снятая (познанная), в конечном счете определяются Богом. Но это происходит по-разному. По большому счету, получается так же, как и у Спинозы. Хотя в гегелевской философии есть и другая линия, о которой я не раз писала в этом канале.

Читать дальше

То же самое мы видим в излюбленном выражении марксистов-генплановцев о том, что того, кто знает необходимость и действует сообразно с ней она ведет, а того кто с ней не считается она “тащит”. “Незапрограммированность” действий, как того, кого необходимость ведет, так и того, кого она тащит, в этом изречении тоже прямо предполагается: мы можем выбрать, будет она нас тащить или вести. Ничего другого в такой логике нам, правда, не остается.

То есть “незапрограммированные” действия вовсе не исключают “генеральный план” Материи/Бога. Рамка “генплана” вполне совместима и с отрицанием свободы воли как психологической иллюзии (Спиноза), и с ее идеалистическим пониманием, в котором свобода воли определяется самим Богом (Гегель). Она дарована человеку Богом и неотъемлема от души человека, но именно божественные цели в конечном счете достигаются через реализацию свободной воли человека.

Таким образом, сводить вопрос о свободе и субъектности человека к вопросу о “запрограммированности” или “незапрограммированности” его действий было бы недопустимым упрощением. “Незапрограммированные” действия тоже могут и классической философией были вписаны в независимую от нас необходимость Бога/Материи. В конечном счете при всей “незапрограммированности” они определялись именно необходимостью Бога/Материи. В рамках “матрицы” необходимости мы можем действовать как угодно и при этом что бы мы не делали, мы будем действовать так, что через нас будет реализовываться эта “матрица”, никак не зависящая от нас. Это задано самой вечной, неизменной “рамкой” необходимости, с которой мы ничего сделать не можем. Она в конечном счете будет определять нас и наши “незапрограммированные” действия как со стороны их возможной вариативности, так и со стороны необходимого результата. При таком последовательно проведенном понимании субъектом в конечном счете опять же будет Материя/Бог, а не человек.

Таким образом, субъектность — это не столько о том, что в одних и тех же обстоятельствах люди могут самоопределиться по-разному, а главным образом о том, что в этом самоопределении люди могут выходить за “рамки” как имеющихся обстоятельств, так и своей “незапрограммированности”, не зависящей от них пусть даже познанной необходимости.

Читать с начала

Много раз говорилось о том, что надо исследовать опыт социализма, чтобы сделать из него соответствующие выводы для формирования общетеоретических, а в соответствующих условиях, и практических ориентиров относительно движения в сторону преодоления товарного характера общественного производства. В этой связи небесполезно знать, о чем и как думали советские политэкономы, как они видели проблемы товарного производства при социализме и действие закона стоимости.

При чтении меня интересовало:

какие проблемы решались и какие решения предлагались;

как в общем и целом видели направление движения;

есть ли там какие-то идеи по вопросу преодоления товарности и движения в сторону развития свободной деятельности в общественную норму;

Здесь я поделюсь только общими впечатлениями и соображениями. Для того, чтобы иметь возможность оценить мои наблюдения, нужно, конечно же, хотя бы просмотреть книгу самостоятельно.

Размышления по поводу сборника докладов на конференции “ЗАКОН СТОИМОСТИ И ЕГО РОЛЬ ПРИ СОЦИАЛИЗМЕ” под редакцией Н. А. Цаголова (1959 г.)

Автор выступил с критикой идеи принципиальной незавершенности материи именно со стороны "генплана". Он излагает то, как понимает эту идею, и почему она с его точки зрения неверна, обращаясь к работам Энгельса, Ильенкова, Босенко, Шеллинга и Ленина.

Я обязательно разберу этот текст и отвечу автору постольку, поскольку мы с ним хотим одного и того же — понять друг друга и разобраться в сути дела.

Генплан наносит ответный удар (диалектика, доказанная в диалектическом порядке)

Как и обещала, отвечаю на критическую статью товарища Духовинского «Генплан наносит ответный удар (диалектика, доказанная в диалектическом порядке)».

Я попыталась:

— ответить на вопросы и разобрать возражения;
— лучше изложить свои мысли относительно того, что материя не является ни субстанцией, ни субъектом, и те выводы которые следуют из положения о незавершенности;
— осветить место причинности и, соответственно, детерминизма во всеобщей логике;
— поставить вопрос о субъектности человека, который на мой взгляд, являются сейчас самыми важными.

Я предлагаю сотрудничество в поиске ответа на этот вопрос не только товарищу Духовинскому, но и всем заинтересованным в дальнейшей выработке нашего общего генерального плана.

К сожалению, telegraph оказался крайне неудобным инструментом для публикации таких текстов. Надеюсь, каждый сможет конвертировать PDF в подходящий для себя формат.

Слежу за этим каналом. Время от времени там появляются очень хорошие материалы. Авторы делают большую работу: актуализируют для своих читателей и зрителей целые пласты человеческой культуры, позволяющие лучше понимать современность. На канале появилась новая рубрика. Думаю, она будет интересна не только мне.

Почитал у Ильенкова про понятия "практика" и "идеальное".
Он их рассматривает на философском уровне, как всеобщие понятия. Т.е. в понятии практики он разбирает всеобщее для всех видов практики: и для той, которая осуществляется обществом в целом, и для той, которая осуществляется коллективом завода №6, и той, которая осуществляется отдельной личностью.

Мне в первую очередь интересно сейчас про практику на психологическом уровне, т.е. про тот ее вид, который осуществляется отдельной личностью и небольшой группой лиц.
Я надеялся, что А.Н.Леонтьев этот уровень разбирает в своей теории деятельности. Прочитал кусок его книги (лекции) про "Мотивацию и личность". Возникло ощущение, что он просто пересказал положения Маркса, типа "потребности производятся", а специфически психологической разработки их не делал. Вообще, замечаю у себя какую-то враждебность и возможно предвзятость к Леонтьеву. Уж не знаю, кто из нас ним в этом больше виноват.

А про "идеальное" и "практику" таки интересно в приложении к нашим психологическим делам думать, буду тут про это теперь в ближайшее время писать.

Ветер истории не дует в спину

“История общества имеет свое самостоятельное движение, свою объективную логику. Участие в ней человеческой воли не только, вообще говоря, зависит от необходимых исторических условий, но и в более конкретном смысле, как действие, направленное к цели, может иметь успех лишь в соответствии с этим общим ходом вещей. Оно должно быть подготовлено им, подсказано самой обстановкой. Историческая необходимость содержит не только закономерную связь причин и следствий. Она несет в себе то, что особенно важно для человека, — отношение нормы, направляющей его целесообразное мышление”.

“Отклонения от внутренней идеальной линии исторического развития возможны, но каждое такое отклонение ведет к тому, что необходимость доказывает свое присутствие еще более властно, доказывает его обратной реакцией массы возбужденных неосторожным вмешательством обстоятельств, и дальнейший процесс принимает фатальный характер”.

(Мих Лифшиц “Ветер истории”)

Эти рассуждения в 2025 действуют очень «вдохновляюще». Ничто не мешает воспринимать их так, что вся советская история была отклонением, а теперь историческая необходимость раздает нам за него люлей. И мы находимся в жо в этом темном и ужасном месте, потому что в свое время большевики попытались грубо нарушить естественный ход вещей. Нам не нравится эта “песня” и те, кто ее поет. Это наши проблемы. Она прямо вытекает из такого понимания логики исторического процесса.

В шестидесятые годы такие слова еще могли вдохновлять, но решать реальные проблемы не очень-то помогали. В то самое время когда Лифшиц писал, что теперь за пролетариатом “уже не только моральная сила, но и сила в прямом смысле этого слова — страны с большим населением, тонны угля и стали, современные научные лаборатории и ракеты”, в экономике СССР и в ее теоретическом осмыслении, происходили вещи мягко говоря не способствующие раздуванию ветра истории в сторону коммунизма. “Ветром истории” Михаил Лифшиц называет моральную силу пролетариата обусловленную исторической необходимостью, необходимо вытекающую из отношений всех классов общества. “Она существует сама по себе, независимо от людей, и, в свою очередь, требует от них величайшей ответственности”, — писал он.

Я хочу обратить внимание вот на что. Когда «прет» хотя бы отчасти, можно и в генплан истории. Можно довольствоваться такими рассуждениями. Можно и по Плеханову смотреть на собственные действия и собственную роль в этом процессе. Такой взгляд вовсе не мешает делать свое дело. Даже наоборот. В обстановке, когда ветер истории раздули другие люди и он тебя подхватил, такое представление идет фоном как психологическое подкрепление и способствует активности в определенном направлении. Подчеркиваю, ветер не раздувается сам, его раздувают люди. Все, что есть у людей специфически-человеческого, включая наши собственные желания, цели, стремления, и нашу собственную моральную силу, производится нами, является продуктом нашей собственной, пусть и далеко не всегда сознательной, деятельности (как именно производится, это другая тема, безусловно очень важная). Но когда дует этот ветер не нужно решать такие проблемы, которые сейчас есть у нас.

Читать дальше

В наших условиях такое психологическое подкрепление становится психологическим параличом. Оно не дает нам не только решать, но и видеть во всей их остроте свои реальные проблемы. Не дает видеть свои ошибки, причем именно тогда, когда нужно проводить над ними серьезную работу. Потому, что такая работа требует пристального внимание к своему собственному способу выработки решений, к тем теоретическим основаниям, на которых мы их вырабатываем. А у нас с этим как будто все в порядке. “Быть жертвой объективной диалектики вещей или ее сознательным выражением” — такой выбор предлагает эта теория, третьего не дано.

Но сейчас именно нам самим, не перекладывая это ни на других людей, ни на стихийный ход вещей, приходится решать вопрос, куда и как нужно перенаправлять течение событий и раздувать “ветер истории”. Причем делать это нужно с учетом того, что мир вовсе не спешит сообразовываться с нашими хотелками, а чтобы действовать по отношению к нему адекватно, его надо понимать, надо вырабатывать такое понимание. При этом “генплан” такого практически пригодного понимания не дает. Например, из всей статьи Лифшица, для реального дела годятся разве что рассуждения о том, что один народ не может насильно осчастливливать другой, и что действительные завоевания всегда являются результатом собственной активности людей.

Более того, такой генплановский взгляд на логику исторического процесса не только не помогает, но и мешает выработке адекватного понимания мира и наших собственных решений. Мешает созданию нашего собственного генплана, который мог бы действительно работать. Потому что плыть-то нам, как говорит мой очень хороший друг, надо не по течению и не против течения, а туда, куда нам нужно.

Читать с начала

О творчестве (на полях “Диалектики идеального” Э. В. Ильенкова)

Ильенков пишет об интериоризации идеального, о том, что идеальное усваивается индивидом как вне и независимо от него находящиеся формы общественно-человеческой психики, как формы/схемы деятельности общественного человека, отличающиеся от индивидуальной психики и действующие по отношению к ней “как обязательный для каждой «души» закон, с требованиями коего каждый индивид с детства вынужден считаться куда более осмотрительно, нежели с требованиями своего собственного единичного тела, с его мимолетными и случайными состояниями” (Э. В. Ильенков. “Диалектика идеального”). Он пишет, что идеальность явлений — это объективно-значимая форма общественной психики, которая противостоит индивидуальной психике как нечто от нее отличное и которая определяет специфически-человеческие формы индивидуальной психики, “абсолютно независимое от воли и сознания индивида”.

“Идеальная форма вещи — это форма общественно-человеческой жизнедеятельности, но существующая вне этой жизнедеятельности, а именно — как форма внешней вещи, репрезентирующей, отражающей другую вещь. И наоборот, это форма вещи, но вне этой вещи, и именно — как форма жизнедеятельности человека, в человеке, «внутри человека».
А поскольку в развитых ее стадиях жизнедеятельность человека имеет всегда целесообразный, т. е. сознательно-волевой, характер, то «идеальность» и предстает как форма сознания и воли — как закон, управляющий сознанием и волей человека, как объективно-принудительная схема сознательно-волевой деятельности. Поэтому-то так легко и оказывается изобразить «идеальное» исключительно как форму сознания и самосознания, исключительно как «трансцендентальную» схему психики и реализующей эту схему воли” (Э. В. Ильенков. “Диалектика идеального”).

Но этого, очевидно, мало для понимания действительного отношения индивидуальной психики, где далеко не все приобретает форму идеального, и идеального как формы общественно-человеческой психики. Те невсеобщие поначалу формы духовной культуры, которые затем становятся всеобщими, рождаются в форме сдвигов в индивидуальной психике и только потом через язык и любую другую общественно-значимую форму выражения становятся значимыми для других. Те самые формы духовной культуры, которые в момент своего рождения были не чем иным, как фактами индивидуального сознания, обладают свойством приобретать общественно-значимый характер. Тут речь идет не об интериоризации уже созданных человечеством форм культуры, а о создании таких форм, которых до этого в культуре не было и которых из нее почерпнуть мы не могли. Невозможно интериоризировать то, чего нет ни в культуре, ни непосредственно в природе (идеальное вообще не интериоризируется из природы, а создается человеком).

Вот эта сторона отношения индивидуальной психики к идеальному куда более интересна. С ее учетом идеальное (“материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней”) существует не только вне и независимо от индивидуальной человеческой психики как особого рода объективная реальность, с которой индивидуальная психика должна сообразоваться, на чем постоянно настаивает Ильенков (и это конечно же верно), но и вполне зависимо от нее, так как человек производит сдвиги в этой объективной реальности при помощи своей индивидуальной психики и вообще себя (пользуется мозгом для мышления, чувствует что-то всем своим “естеством” и т. д.). Личность производит эти сдвиги своей собственной субъективностью в своей собственной субъективности.

Читать дальше

Читать с начала

Так, например, у Гераклита в тогдашнем языке не было даже адекватных слов для выражения его идей в хорошо доступной для понимания другими, форме. Прозвище “Темный” свидетельствует о том, что находил он такие слова с трудом. Однако рождались эти идеи в нашей культуре именно благодаря работе его индивидуальной психики и сознания как “части” этой психики. Так же дело обстоит с любым другим настоящим творчеством. И не важно, что именно это за творчество: изобретение новых методов (всеобщих схем) деятельности людей в технике, раскрытие существенной стороны человеческой жизни через новый образ в искусстве, новые решения в организации труда, отыскание истины в исследовании или то, что можно назвать непосредственным социальным творчеством, прямо меняющим общественные отношения, и т. д. В момент рождения и в этом зазоре, когда оно уже есть, уже создано личностью, но еще не выражено в форме, в которой оно может быть воспринято другими людьми, даже когда оно уже сформулировано, но пока только для себя (и уж тем более когда еще не до конца сформулировано), это идеальное не существует еще пока нигде, кроме как в жизни индивидуальной психики, или как факт индивидуальной психики. Оно не имеет пока никакого значения для других людей. И тем не менее в этом факте уже обнаруживается все то, что позволит ему быть отнесенным в разряд идеального как его понимал Ильенков.

Подчеркну. Представление еще не является общественно-значимым (мир идеального Ильенков определяет как мир общественно-значимых представлений). Нет еще адекватной, внешней по отношению к личности, формы его выражения. И тем не менее представление уже есть, и оно только потому значимо для личности, что она сама воспринимает его со стороны его общественной значимости. Другими словами, идеальное с самого начала отделимо от формы нашей собственной психики, хотя на этом этапе еще и не отделено. Точнее, эта отделенность есть (мы же отличаем себя от своей идеи), но она опять-таки еще не вышла за пределы нашей субъективности.

Условия и инструменты создания такого идеального продукта и сам продукт носят общественный характер, не говоря уже о том что чаще идеальный продукт — это результат непосредственной работы коллектива. Тем не менее без такой работы индивидуальной психики продукт произведен быть не может. Тут в чистом виде мы выражаем всеобщее (все-общественное) только собой, больше нечем. Обнаруживаем при помощи работы индивидуальной психики общественно-значимое содержание и выражаем его в ней же. Потом уже оно может быть выражено в общезначимой форме и жить совершенно отдельной от нас жизнью. Причем это идеальное может выразиться в действии, для которого человеку не надо говорить ни единого слова, прибегать к какой-либо другой знаковой системе, и тем не менее это действие со стороны смысла (с идеальной стороны) по самому своему характеру доступно для понимания другими людьми (то есть не обязательно оно будет, но оно может быть верно понято другими).

Читать дальше

И вот тут самый главный вопрос: а что именно мы выражаем своими непосредственными психическими состояниями в этом процессе создания идеального? С точки зрения материализма ничего кроме способа нашего бытия в материальном мире, или, что то же самое, мира как он дан нам в способе этого бытия, мы выражать не можем. Причем речь идет не об абстрактном общественном бытии, а об общественном бытии, осуществляющемся именно как наше личное бытие. Общезначимое содержание общественной деятельности в выходе за ее собственные пределы разворачивается как переживание личностью ее собственного бытия, в форме такого переживания. Здесь мы имеем уже “бытие вещи вне вещи”, “телесное воплощение форм активной деятельности общественного человека”, “вещь под формой деятельности” или “деятельность под формой вещи”. А иначе ни о чем, выходящем за рамки жизнедеятельности индивида, ни о чем, что может иметь значение для других людей, выражаться в других, отдельных от психических состояний личности формах, опредмечиваться и быть распредмечено другими, то есть ни о чем, что можно было бы жить вне этой психики, мы бы и говорить не могли. А ведь без опредмечивания и распредмечивания оно и не пройдет “проверку на идеальность”. Но общечеловеческое, схваченное в представлении, здесь не существует еще никак иначе, ни в какой другой форме, кроме формы состояний индивидуальной психики личности, как факты индивидуальных воли, сознания, чувственности. Конечно, ему предстоит сбросить эту форму, но здесь оно пока еще выступает как личное достояние и личное достижение человека.

Упуская это из виду, мы многое теряем в понимании идеального, в понимании развития духовной культуры и, шире, всей истории человечества: как относительно прошлого и настоящего, так и в плане того, как нам строить будущее общество, где свободная творческая деятельность стала бы общественной нормой.

Читать с начала

Еще раз о критерии истины

“Итак, раз истина не нуждается ни в каком признаке, а достаточно иметь объективные сущности вещей или, что то же самое, идеи, чтобы исчезло всякое сомнение, то отсюда следует, что правильный метод не состоит в том, чтобы искать признак истины после приобретения идей, но правильный метод есть путь отыскания в должном порядке самой истины, или объективных сущностей ве­щей, или идей (все это означает одно и то же).”
(Б. Спиноза “Трактат об усовершенствовании разума и о пути, которым лучше всего направляться к истинному познанию вещей”)

Здесь Спиноза почти Гегель. И эта мысль куда глубже требований эмпирически проверить любое утверждение, любое размышление или выработать раз и навсегда критерий истины, который годился бы для всяких идей, безотносительно к их содержанию и пути, на котором они были выработаны. “Лакмусовые бумажки” истины хоть и могут иметь известную пользу, однако их применение весьма ограничено и носит лишь негативный характер. Например, мы благодаря Гегелю знаем, что если в теории нет никакого противоречия, она не может быть истинной в силу своей односторонности. Или, если отрицается и отбрасывается идея всеобщего, то представление, с которым мы имеем дело, находится на дофалесовском, дофилософском уровне — на уровне мифологического сознания. И так далее. Но это не дает нам возможности утверждать ничего положительного. Так мы не можем определить, что истиной является.

А между тем именно в таком урезанном виде часто понимают положение о практике как критерии истины. Но практика, понимаемая как “совпадение изменения обстоятельств и человеческой деятельности” (К. Маркс. “Тезисы о Фейербахе”), — это в первую очередь процесс, где истина и, соответственно, уверенность в том, что это истина, нужна вовсе не задним числом, а в самом действии — в его планировании и осуществлении.

Притом, заметьте, речь идет именно об изменении деятельности, а не о воспроизведении (повторении) уже достигнутых форм, о том, что до этого людьми вообще не делалось. Хорошая идея, не говоря уже о разработанной теории, дает возможность рассмотреть истинность или неистинность самих наших действий до того, как они свершились в действительности, а значит, в известном смысле независимо от того, совершались они или нет.

Спиноза тоже приходит к этой мысли:

“На самом деле, если какой-либо мастер должным образом создал представление некоторого про­изведения, то, если даже такое произведение никогда не существовало и никогда не будет существовать, тем не менее его мысль истинна, и мысль остается одна и та же, существует ли произведение или нет; и, наоборот, если кто-нибудь говорит, например, что Петр существует, а между тем не знает, что Петр существует, то эта мысль для него ложна, или, если угодно, не истинна, хотя бы Петр действительно существовал”.
(Б. Спиноза “Трактат об усовершенствовании разума и о пути, которым лучше всего направляться к истинному познанию вещей”)

Даже в тех случаях, когда мы делаем дело, которое никто не делал до нас, это не так работает, что сначала мы рожаем какую-то идею, потом делаем что-то, руководствуясь ею, и только потом задним числом мы можем знать, была ли в ней хоть капля разумности. Слишком ненадежным и непрактичным в таком случае было бы наше мышление. Должным образом проработанная идея (теория), как истина самого дела, предохраняет нас не только от совершения глупостей из серии хождения по старым граблям, но и от вполне оригинального, нового деятельного идиотизма. Помогает создавать новые адекватные формы, понимать, будут ли наши действия собственно практикой или нет.

Читать дальше

Нелишне будет также напомнить, что истина, которая соотносится с практикой внешним образом, то есть не является идеей самого дела, а существует от него отдельно (вспомним пресловутое “диалектическое соединение теории и практики”) практически бесполезна. То есть она, строго говоря, не будет истиной даже при абстрактной верности высказывания, потому что для людей в их делах это высказывание будет ни о чем.

Но как понять, проработана наша теория должным образом или нет, если у нас нет ни внешних признаков истины, ни уже осуществленного действия, чтобы уж наверняка… Спиноза вслед за Декартом говорит, что идея должна мыслиться нами ясно и отчетливо, и точно так же, как и Декарт, он исходит из того, что для правильного образования и рассмотрения идей, а также выстраивания наших собственных действий по разуму нам нужно правильно понимать Бога. И у Декарта, и у Спинозы от понимания Бога фактически зависит вся философия. Декарт, как известно, идя от Я как вещи мыслящей, приходит к Богу, а дальше от Бога выстраивает все, в том числе и понимание Я. Отсюда и кочующий из произведения в произведение сюжет о том, что Бог не может быть обманщиком и поэтому порядок идей соответствует порядку вещей.

Гегелевская Логика самим же Гегелем понималась как правильное понимание (понятие) Бога. И это понимание было развертыванием необходимости, тотальности Бога для человека. Истинность тех или иных теорий, таким образом, должна была в конечном счете проверяться Богом, то есть как минимум не вступать в антагонизм с Божественной необходимостью — с объективным, независимым от нас законом движения всего сущего, определяющим направление этого движения.

То же самое мы видим в таком материализме наших дней, где материя все еще остается Богом по своей логической функции.

Но что делать нам, если мы выяснили, что никакого Бога, кроме разросшегося в собственных глазах до вселенских масштабов человека, нет вообще? Нет такой единственной тотальной необходимости, с которой нужно только сообразовать наши мысли и действия, и все будет хорошо. К тому же мы поняли, что истину мы ниоткуда не “черпаем”, а именно создаем, но создаем отнюдь не значит произвольно выдумываем, ведь в таком случае какая же это истина?.. Как с таких позиций понять истинность наших теорий не задним числом, когда мы уже эпохально накосячили, а до их применения, чтобы избежать косяков или хотя бы свести их к минимуму и по масштабам, и по последствиям?

Диалектика относительной и абсолютной истины, изложенная Энгельсом, нам здесь тоже не помощник (как не помогала она, например, людям, участвовавшим в планировании советской экономики). В практике, как выходе за пределы наличных форм деятельности, истинность идеи выступает как решение конкретной проблемы сообразно предмету, снимающее весь приведший к этому решению путь (о чем писал Энгельс), пусть даже поначалу только идеально. Но исходя из этого не понятно, является ли та или иная новая идея до ее применения именно решением или нет. Этого не понять без того, чтобы разобраться в ее сути. Истинность идеи нам нужно брать по ее собственному содержанию и практическому (не путать с утилитарным) потенциалу. Но что же это значит?

Продолжение следует…

Читать с начала

Автор канала делится не просто разборами, а результатами глубокой проработки классических философских произведений. Материалы будут полезны:

— тем, кто через освоение истории философии хочет разобраться с диалектикой как методом мышления для решения современных проблем;

— тем, кто занимается самообразованием в какой-либо сфере, так как показано, как вообще нужно читать книги.

Этот материал о произведении Рене Декарта "Размышления о первой философии" погружает в проблематику и помогает проследить основные ходы мысли философа, в своё время совершившего один из величайших переворотов в способе мышления.

https://www.youtube.com/watch?v=5ALWI73YEpw

Готовится материал о соотношении борьбы и необходимости, где я попытаюсь подробно разъяснить изложенную здесь мысль:

“Всеобщая логика развития, таким образом, рассматривается в первую очередь как логика борьбы, в которой и осуществляется превращение всего во всё (единство мира во всём его многообразии). Причинность (необходимость) при таком взгляде понимается как форма осуществления этой борьбы. Подчеркну ещё раз, не борьба — форма реализации причинности, а причинность — форма реализации борьбы. А это означает, что причинность в свою очередь тоже изменчива и изменяется по логике борьбы”.

А пока делюсь “вкусными” цитатами:

"Если же распространить на эти противоположности (единство-борьба) подлинную диалектику единства и борьбы противоположностей, то можно видеть, что в плане диалектического взаимопроникновения и взаимовыражения противоположностей они есть, в сущности, нечто одно, некоторое тождество противоположностей. И их неразрывность не в том, что где, мол, одно — там и другое, а в том, что единство, по сути, это и есть сама борьба противоположностей со стороны формы, определенности, это конкретный случай борьбы. Единство — это та же борьба противоположностей, где в качестве внутренней связи, называемой единством, выступает сам факт борьбы. Об этой связи нельзя сказать, что она “между” противоположностями; это было бы выражение внешней связи. Это та же борьба — в ее конкретности, данности, определенности, — это свое другое борьбы, через которое она (борьба) реализует себя и рассматривает как форму своей реализации".
В.А. Босенко “Всеобщая теория развития”

Интересен тот факт, что там, где Босенко, Ильенков, Гегель и Энгельс исследуют борьбу, представление о том, что борьба есть форма реализации необходимости, отходит на задний план, и борьба рассматривается сама по себе как способ осуществления единства противоположностей, а я бы добавила к тому, о чем писали они, единства противоречивого в себе мира вообще.