​​На восьмое марта пост про женщин. 

Писал я про индонезийских, курдских, греческих, немецких женщин, участвовавших в революционной борьбе в 20 веке, а теперь про эфиопских напишу.

Вообще, в пылающей по всем четырем углам революционной Эфиопии 70-80-х практически все левые организации игрались с вопросом женской эмансипации. Правящая Рабочая Партия Эфиопии товарища Менгысту Хайле Мариама имела при себе Революционную Ассоциацию Эфиопских Женщин, целью которой являлась интеграция женщин в политическую жизнь, разрушение феодальных предрассудков, обучение и т.п. цели, характерные для обществ, идущих по пути модернизации, тем более - по пути реального социализма.

С другой стороны, сражавшиеся с диктатурой Менгысту левые партизаны из Народного Фронта Освобождения Тыграя и Народного Фронта Освобождения Эритреи так же прикладывали усилия для освобождения и вовлечения женщин в революционную борьбу. Вот такой парадокс. Причем, неизвестно еще, кто на этом поприще был более активен, т.к., несмотря на провозглашенное равенство полов, в высших структурах правящей Рабочей Партии Эфиопии женщин было очень мало, тогда как в НФОТ и НФОЭ с этим дело обстояло чуть лучше. 

А когда в 1991 году партизаны скинули Менгысту и встал вопрос о демобилизации и реинтеграции всех военных организаций, выяснилось, что в Вооруженных Силах Эфиопии женщин было всего 3-4%, тогда как и в НФОТ и в НФОЭ женщины-бойцы составляли треть от общей численности.

​​Кстати говоря, и НФОТ и НФОЭ в своей работе с населением сталкивались с таким казусом (встречал упоминания об этом в нескольких источниках): учитывая схожесть традиционных мужских и женских длинных причесок, единую униформу и не слишком выразительные вторичные половые признаки, женщины и мужчины со стороны часто были трудно различимы между собой. Поэтому при взаимодействии с местными крестьянками, полагавшими, что они имеют дело с мужчинами (потому что образ женщины с оружием никак не соответствовал полуфеодальному мировоззрению эфиопской глубинки), партизанки вынуждены были расстегивать свои рубашки и показывать крестьянкам грудь для того, чтобы убедить их что они тоже женщины и им можно доверять.

Очень сурово был поставлен вопрос о сексе, особенно в НФОТ. Так как партизаны действовали в полуфеодальном обществе, где женская честь ценилась очень высоко, партизанам-мужчинам было строго запрещено вступать в интимные связи с местными девчонками, а сексуальные преступления карались смертью без обсуждений. Этот подход вызвал рост доверия к партизанам со стороны женщин, все чаще присоединявшихся к отрядам, и для того, чтобы оградить этих женщин от возможных опасностей, а так же предотвратить разложение мужской части на почве любовных интриг, руководство НФОТ запретило и отношения между партизанами и партизанками.

Но и это не было пределом. По мере интенсификации столкновений с правительством, НФОТ мобилизовывал все больше мужчин, которым, - ради сохранения боевого духа, - в конце концов было даже запрещено видеться со своими женами и детьми. В тот же момент количество женщин, желавших присоединиться к вооруженной борьбе превысило возможности НФОТ по их интеграции, и им банально начали отказывать. 

Все это вкупе порождало огромное социально-сексуальное напряжение на освобожденных территориях: мужчины требовали вернуть себе право вступать в брак и видеться с семьёй хотя бы периодически, а женщины негодовали от того, что их и без мужчин оставили, и в партизаны не берут. В итоге, в 1985 году НФОТ стравил это напряжение, сразу разрешив и поддержание брачных уз для уже женатых мужчин, и строительство семейных отношений между мужчинами и женщинами в партизанском войске.

​​Но, на самом деле, не все было так радужно. Несмотря на то, что НФОТ четко проводил политику эмансипации, создавая женские ассоциации и интегрируя женщин в новую народную власть на всех уровнях (начиная с местных советов/baitos, заканчивая армией, милицией и народными судами), женское движение постепенно теряло свою первоначальную независимость. По мере укрепления ходжаистской Марксистско-ленинской Лиги Тыграя (MALELIT) в качестве идеологического ядра НФОТ, движение женщин все больше попадало в зависимость от непосредственных целей вооруженной борьбы. 

Наконец, в 1985 году НФОТ принял резолюцию, осуждающую “буржуазный феминизм” в рядах движения, заявив что только революция способна разрешить женский вопрос и все усилия женского движения должны быть направлены на военную победу, которая и мыслилась как революция.

Естественно, военная победа над обанкротившейся диктатурой Менгысту в 1991 году никакой революцией не обернулась - времена были такие, что даже сам этот Менгысту Хайле Мариам за полгода до своего падения публично отказался от построения социализма. Но НФОТ, вставший во главе победившего мультиэтнического Революционно-демократического фронта эфиопских народов, все-таки попытался вывернуться, объявив свой режим “революционной демократией”, некоей новой формой “пролетарской диктатуры” в новых же условиях крушения реального социализма и соцлагеря вообще.

Об результатах этой “революционной демократии” можно дискутировать, но факт есть факт: еще до того, как в середине 2000-х НФОТ превратился в коррумпированную этническую группировку, под флагом “революционно-демократических преобразований” в области защиты эфиопских женщин было сделано немало. Во-первых, НФОТ не бросил тех, кто за него сражался все эти годы: несмотря на чрезвычайную послевоенную разруху, для десятков тысяч демобилизованных женщин были открыты специальные фабрики, школы и различные курсы, предоставлялись кредиты и пособия, предпринимались меры правовой защиты и т.д. 

В 90-е годы была принята новая конституция, уголовный и крайне прогрессивный семейный кодексы, в которых специально прописывались роль и права женщин, а так же строго карались специфические преступления против женского пола (типа женского обрезания, похищения невест, препятствования в получении образования и т.д.). Т.е. формально хорошая правовая база под стандартную женскую эмансипацию была подведена, но исполнение (особенно в последние 10-15 лет) как обычно хромает на все ноги и Эфиопия продолжает оставаться не очень комфортной для женщин страной. 

Вместе с тем, несмотря на полный идейный распад НФОТ, в самой провинции Тыграй миф о женщинах-партизанах продолжает жить и пользуется популярностью среди современных тиграйских девушек, некоторые из которых (правда, уже не в таком количестве) даже участвовали в недавней (2020-22) войне между вытесненным из власти НФОТ и центральным правительством, унесшей жизни, по некоторым данным, до полумиллиона человек (всему миру на это было плевать, так же как теперь плевать и на несчастный Судан).

Кстати говоря, конфликт этот прекрасно демонстрирует степень разложения, которой достиг НФОТ, чьи бойцы, - наряду со всеми другими фракциями этой многогранной трагедии, - отличились массовыми сексуальными преступлениями против женщин. Чего представить себе в 80-е конечно было нельзя.

А напоследок, чисто для потехи, рандомный набор фотокарточек с девушками из НФОТ разных лет.

Ожидаемо, что резня против сирийских алавитов вообще не обеспокоила никого: ни “империалистическую”, ни “антиимпериалистическую” оси. Все молчат и смотрят что будет дальше. Дай бог здоровья только остаткам российского военного контингента в Хмеймиме, которые впустили на базу тысячи, как говорят, запуганных мирян. 

По поводу происходящего в запрещенной соцсети X высказался основатель Интернационального Батальона курдских Сил Народной Самообороны (YPG) Карим Франчески:

“7 марта 2025 года алавитская гекатомба: людей истребляли в кровавых ритуалах, а преступники с гордостью снимали на видео свое адское зрелище. Женщины в ужасе причитали, когда детей вытаскивали из домов и убивали вместе с мужьями, отцами и дедами.

Боевики «Хайят Тахрир аш-Шам», абсурдно признанные на международном уровне «законными силами безопасности» Сирии, с гордостью транслировали свои зверства: мирных жителей заставляли ползать, лаять, умолять — пока пули не заглушали их мольбы; тела женщин и детей складывали в гротескный памятник.

Однако мейнстримные СМИ предали эту бойню забвению. AP News бессердечно приуменьшила ее: «В столкновениях в Сирии между правительственными войсками и сторонниками Асада погибло более 200 человек». Жертвы вычеркнуты, резня затушевана, убийцы узаконены.

«Аль-Джазира» увековечила ложь, вежливо называя геноцид всего лишь «столкновениями», намеренно скрывая правду и пряча ответственность за завесой журналистской трусости.

Организация Объединенных Наций в своей преднамеренной слепоте проигнорировала сегодняшний апокалипсис, вместо этого сосредоточившись на геополитических бреднях: «Постасадовская Сирия сталкивается с критическим испытанием в вопросе ликвидации химического оружия». Оторванная от реальности, морально обанкротившаяся структура так реагирует на зверства.

Amnesty International — так называемые защитники прав человека — хранят оглушительное молчание. Тысячи недавних сообщений, но ни одно из них не признает произошедшее 7 марта резней. Права человека соблюдаются выборочно; “неудобная” резня игнорируется.

Сирийская обсерватория по правам человека скрыла зверства за преднамеренной двусмысленностью: «240 человек были убиты, умерли и были замучены при разных обстоятельствах». Никакого правосудия, никакого достоинства, только бюрократический нейтралитет по отношению к геноциду.

Вершина лицемерия проявляется в легитимизации убийц международным сообществом. Министр иностранных дел Германии Бербок, самопровозглашенная сторонница «феминистской внешней политики», охотно тянет руку лидеру HTS Джулани, - несмотря даже на то, что тот в своем экстремистском презрении отверг рукопожатие. 

За два месяца до этой резни Бербок нагло призвала сирийские меньшинства разоружиться и сдаться Джулани. Бесчисленные женщины теперь являются свидетелями невообразимых ужасов, наблюдая, как их возлюбленные были убиты той самой силой, которую одобрила Бербок.

Сегодня, в Международный женский день, матери-алавиты скорбят в невыразимой муке, их дети были убиты, их мужья и сыновья погибли в самой масштабной и кровавой резне в Сирии за многие годы. Это было не просто массовое убийство — это было рассчитанное разрушение преемственности народа, уничтожение поколений, необходимых для их выживания.

Это был геноцид не только путем истребления, но и путем стирания, направленный на то, чтобы разорвать идентичность и лишить жертв даже достоинства памяти.

Но величайшее преступление — это не просто сама бойня, а ее сокрытие. Очищенное эвфемизмами СМИ и дипломатической трусостью, это злодеяние было “очищено” от своего ужаса, его исполнители получили легитимность от международного сообщества, молчание которого является соучастием.

И это молчание было воспринято как одобрение. Резня не прекратилась. В этот самый момент в районе Кусур города Банияс идет операция по массовому уничтожению, где семьи алавитов и христиан вытаскивают из домов и расстреливают на улицах. Среди погибших снова есть дети”.