Ну а еще непальский бунт логично сравнивают с прошлогодней июльской революцией в Бангладеш, которую я даже чуть-чуть обозревал (тэг #Бангладеш). Там, мол, тоже основным мотором протеста было городское студенчество и тоже в качестве главы временного правительства призвали честного мужика, не связанного со старыми элитами. Лауреата Нобелевской премии и изобретателя какой-то системы “социальных микрозаймов” Мохаммада Юнуса.

В целом, понятно было сразу, что государственный бюрократический аппарат эпохи изгнанной Хасины никакими приказами честного мужика изменить будет невозможно, не создавая опасности полного крушения системы управления. И нынешняя очередная попытка сломать систему “колониального бюрократизма” (как этот феномен именуют сами революционеры, пеняющие на тяжелое наследие британского правления, создавшего пропасть между чернью и бюрократией), видимо, терпит ожидаемую неудачу. Как и в 1971, 1972, 1976, 1982 и 1997 реформаторские инициативы сталкиваются с ожесточенным и хитроумным сопротивлением самой бюрократии, которая, как наш непобедимый русский колобок, не сдалась левым (в 70-е), не сдалась правым (в 80-90-е), и не собирается сдаваться нынешним временным центристам. Т.е. ярких результатов в этой области пока нет, что порождает логичное разочарование толпы.

Трансформации аппарата, который за годы правления Хасины был политизирован и фактически превратился в инструмент в руках партийной верхушки правящей “Лиги Авами”, мешает еще и то, что Бангладеш твердо идет по пути возвращения к однопартийному доминированию. Хотя на фоне революции “Лига Авами” подверглась разгрому, а в мае нынешнего года и вообще была запрещена, счастья от этого не прибавилось, потому что Бангладеш с 91 года (со времен перехода от военной диктатуры к демократии) это фактически двухпартийное государство, в котором власть делили два основных гегемона, к которым пришивались более мелкие партии, каковых тут сотни.

И ликвидация одной традиционной партии закономерно открыла путь к возвышению её исторических противников - правоцентристской Националистической Партии и союзных ей исламистов из Джамаат-и-Ислями и Хефазат-и-Ислям, чьи активисты теперь пытаются по-максимуму захватить политическое поле, фактически создавая угрозу установления такой же точно диктатуры, какой была диктатура Хасины, только под другим флагом. 

Страна системно зависит от текстильной промышленности, которая пострадала не только от политических неурядиц (некоторая часть бизнеса просто “бежала” в более тихие страны ЮВА), но и от общемирового кризиса. Естественно, все это вкупе вызвало недовольство рабочих, чьи зарплаты резко упали как в абсолютном выражении, так и в относительном (из-за постреволюционной инфляции). И уже в сентябре 2024 (т.е. спустя месяц после революции) по стране прокатилась первая волна протестов текстильных рабочих, на которые временное правительство ответило так же, как это делало и правительство Хасины (собственно и превратившей Бангладеш в текстильный центр Азии): подавлением и разгонами (в том числе с погибшими).

Характерно в этом плане, что обшивающиеся в Бангладеш бренды, типа H&M или Primark, в совместном заявлении патетически поддержали требования рабочих на увеличение минимальной зарплаты, однако профсоюзные организации страны заявляют, что все эти слова поддержки ничего не стоят до тех пор, пока бренды не начнут платить больше поставщикам. А этого не просто никто не делает, а даже наоборот - в связи с возрастанием рисков цены на пошив заказов падают. Трудящиеся бедствуют, короче.

А что же делают студенты, шедшие в авангарде июльского восстания 2024? В феврале 2025 года они организовали собственную Национальную Гражданскую Партию с целью борьбы за политическую власть, которая нужна для построения справедливой, антиколониальной, эгалитарной, независимой и свободной от всякого экстремизма Второй Республики. Такие вот демократы-центристы.

продолжение