По результатам досрочных выборов в парламент Португалии блок коммунистов, зеленых и левых демократов (Коалиция демократического единства) набрал 3.3%, снизив свои показатели от 2022 на четверть (тогда набрали 4.29%).

Вместе с тем, выборы выявили рост популярности правых (победитель Демократический Альянс) и ультраправых (“Шега” со своими сумасшедшими 18%). 

Про скверное положение португальской компартии я уж как-то писал, но выдвижение Паулу Раймунду в качестве нового вождя тренд на деградацию не переломило. Фактически, электоральная база ПКП теперь сократилась до собственно членов возглавляемой коммунистами коалиции. Людям, находящимся за пределами этого узкого круга, видимо нечего предложить. 

Тут конечно немалую играет роль конкуренция ПКП с управляющими страной могучими социалистами, которые помимо всего прочего еще и напрямую пользуются поддержкой деловых кругов. Учитывая что по существу умеренная ПКП от социалистов отличается не слишком сильно (например, в вопросах иммиграции, которые стали трамплином для триумфа ультраправых), да и социальная/культурная база у них одна и та же, отток избирателей от стремительно маргинализирующихся коммунистов к более-менее статусным социалистам вполне вероятен. 

В общем, самоугасание “старого” коммунизма продолжается, впрочем, “новый коммунизм” в лице “Левого Блока”, собравшего в своих рядах широкий ассортимент разнообразных, - радикальных и не очень, - прогрессистов, особо тоже не блещет, хотя и завоевал аж 4.46% (примерно столько же, сколько и в 2022).

Короче, вера португалов в коммунизм ослабевает, а доверие правому политическому сектору наоборот растет. Сами коммунисты (что “старые”, что “новые”) объясняют сей феномен классически: это “результат провальной политики социалистов на протяжении 8 предыдущих лет”. 

Ну, чтож. Подождем пока провальная политика правых вызовет “левую реакцию” португальского гражданина. Которой вероятно, - как это и происходит последние лет 70, - воспользуются те же самые социалисты/социал-демократы/социал-либералы. На этих качелях можно кататься долго.

Левые и выборы. В Иране

Как некоторым известно, 1 марта 2024 года в Иране состоялись выборы в Меджлис (однопалатный парламент) и Совет экспертов (орган, отвечающий за избрание нового рахбара - духовного предводителя исламской революции, - в случае вознесения на небеса старого). Особенность иранских выборов последних лет заключается в том, что уже на этапе отбора кандидатур (иранцы голосуют не за партии, а за конкретных людей) государственная бюрократия дисквалифицирует под разными предлогами неугодных правящей консервативной команде лиц (коими доселе являлись в основном реформаторы), допуская исключительно тех, кто полностью и безоговорочно поддерживает нынешний политический и экономический курс развития страны. И если раньше банили каких-то подозрительных социал-радикалов, то теперь с выборов сняли даже прошлого президента Хасана Рухани, о-о-очень умеренного центриста. Короче, на выбор иранцам были представлены только надежные люди, которые не подведут тех, кто их на эти выборы допустил, и качать персидскую лодку не станут под страхом смерти.

Нам, россиянам, привыкшим к напряженнейшей предвыборной интриге, это кажется диким, но вот так живут иранцы, да. 

Как иранская левая отнеслась к этим выборам? 

Иранская левая, как я уже раз упоминал, это целый конгломерат организаций различного толка, имеющих многолетний опыт противостояния Исламской Республике словом и (часто) оружием. Есть правда одна сложность: почти все они (за исключением многочисленных фракций курдской Комалы) вытеснены из страны и вещают из-за рубежа. Другой проблемой является то, что, по старой доброй традиции, иранские левые друг друга еще и не особо любят, хотя сотрудничать все-таки пытаются. Иногда, не очень успешно: например, летом прошлого года с треском рухнул полугодовой союз “Комалы трудящихся Курдистана” и “Комалы революционных трудящихся Курдистана” (“komełey” на курманджи - “ассоциация”, “сообщество”), учрежденный во время протестов 2022-23 (aka “Женщина, Жизнь, Свобода”) для вооруженного сопротивления властям. Какие-то старые обиды между фракционерами оказались в итоге сильнее великих целей борьбы с Исламской Республикой и все это в итоге вылилось в череду столкновений в приграничных районах с убитыми и ранеными, о чем язвительно-радостно сообщала иранская пресса.

Однако, как дело коснулось фиктивных выборов в Меджлис, иранская левая продемонстрировала невиданное единство, призвав иранский народ игнорить усилия по легитимизации режима через электоральные процедуры.

Первым за несколько недель до выборов выступил базирующийся в Швеции “Совет сотрудничества левых и коммунистических организаций” (куда входят рэтэкоммунистический Социалистический Трудовой Союз, Коммунистическая рабочая партия Ирана/хекматисты, Компартия Ирана, ортодоксальный Рабочий Путь/ Рах-е Каргар, Альянс коммунистических фидаев, Организация фидаев/меньшинство и революционно-демократическое Ядро меньшинства) выпустив воззвание “Свержение, а не участие”, в котором в общем-то озвучен очевидный факт: режим, который идёт на массовые убийства во имя своего выживания (речь о подавленных народных протестах 2019-20 и 2022-23) невозможно изменить с помощью избирательной урны. Надежды прошлых лет на трансформацию изнутри не оправдались: в ходе волнений 19-20 и 22-23 реформаторы продемонстрировали свою полную ничтожность и безволие, а теперь даже этих декоративных оппозиционеров вычеркивают из списка кандидатов. Поэтому стихийно наметившийся в 20-21 гг. тренд на снижение интереса граждан к участию в выборах необходимо поощрять; это тренд объективный и правильный, потому что выборы окончательно превратились в фикцию и все больше граждан это осознают. Оживлять мертвый спектакль какими-то позитивными действиями уже не стоит; консервативные фракции все равно объявят выборы “успешными” для себя при любой явке, а с возбуждением ненависти и неприятия к режиму Исламская Республика справляется самостоятельно.

Спустя несколько дней в том же духе высказался “Совет сотрудничества левых и коммунистических сил Курдистана”, объединяющий представителей “Комалы Коммунистической Партии Ирана” и Компартии Ирана/хекматистов.

Далее пошел черед довольно умеренной Организации Народных Фидаев/большинство, которая, избегая громких и типично восточных проклятий, указывает, что хоть какое-то участие в нынешних выборах - это неверная практика. Единственным результатом такого участия станет помощь головорезам-консерваторам в лакировке имиджа режима с помощью общественного признания того беспонтового шоу, которое он организует. 

Фидаи напомнили, что именно активное протестное голосование в прошлом заставило “ядро власти” во главе с Али Хаменеи постепенно перейти к тактике все более предсказуемых для себя выборов через все более широкую дисквалификацию неугодных, апофеозом чего должны стать нынешние выборы в Меджлис, которые вовсе не имеют никакого отношения к реальным электоральным процедурам. Если в данном случае нет ни малейшей возможности навязать правительству свое мнение, народ такие выборы должен бойкотировать. Это единственный способ сказать “нет” Исламской республике, если еще вообще хоть кого-нибудь вверху интересует мнение народа.

Отколовшаяся от фидаянского большинства еще более умеренная “Левая партия”, повторив примерно те же аргументы, дополнительно стыдит тех немногих, кто, учитывая стихийное безразличие общества к нынешнему предвыборному фарсу, продолжает призывать людей к урнам, все еще недеясь с помощью бюллетеня проделать “брешь” в гомогенном организме консервативной диктатуры. В данных обстоятельствах, дескать, такое поведение служит только интересам тирании и проделывает “брешь” разве что в головах самих призывающих.

Левонационалистическая “Коалиция за светскую демократическую республику” (где главенствуют умеренно-левые из Союза республиканцев и Национальный фронт, почитающий Мосаддыка), воспрозводя все те же доводы, мудро расценила бойкот этих наиболее безальтернативных выборов в истории Ирана как оттачивание форм массового гражданского неповиновения и возможность укрепления конвергенции всех прогрессивных национальных сил, выступающих против гибельного курса консерваторов. 

Наконец, именитая и легендарная Партия Туде, некогда носившая статус “официальной” иранской компартии, и та резко выступила против “скандального шоу с известным результатом”, в которое превратились выборы в последние годы в условиях увеличения нищеты, репрессий и международного авантюризма “защитников Ислама”.

К чести Партии Туде, которая в свое время глупо пострадала от собственного “марксистского анализа” с делением буржуазии на “менее” и “более” реакционную, теперь она категорически отвергает схожую демагогию некоторых левых теоретиков, которые призывают людей к урнам потому что, якобы, в верхах режима идет борьба между “антиимпериалистическими” и “неолиберальными” элементами и надо “во имя национальных интересов страны” поддержать “здоровые силы” Исламской республики. Все эти призывы Партия Туде отвергает, потому что Исламская республика является столь же антиимпериалистическим, сколь и капиталистическим, глубоко антинародным режимом. И, по мнению партии, борьба народа против интервенции и империалистических санкций неразрывно связана с борьбой против общественного регресса и периферийной политической диктатуры. Потому как весь антиимпериализм такой держащийся на мракобесии диктатуры - это дутый, фальшивый антиимпериализм, антиимпериализм ради сохранения и укрепления антинародной власти, что и демонстрируют многочисленные примеры взаимодействия “антиимпериалистов” Хомейни и Али Хаменеи с империалистическими кругами США и Израиля начиная еще с ирано-иракской войны.

Тут стоит отвлечься на секунду. На каких это “левых теоретиков” Партия Туде вообще намекает? Она намекает на т.н.

“антиимпериалистических левых” (они же “левая Ось Сопротивления”, они же “Антиимпериалистический левый альянс”): ряд иранских деятелей, именующих себя левыми/марксистами-ленинцами, которые, через несколько сайтов и youtube-каналов продвигают известный нарратив об неустанной антиимпериалистической борьбе Владимира Путина, Али Хаменеи, Башара Асада, Си Цзиньпина, Даниеля Ортеги и других великих лидеров современности против гидры американско-сионистского империализма. Организационно эти иранские аватары Михал Василича Попова никак не оформлены (хотя среди “антиимпериалистических левых” мы можем видеть старую ходжаистско-сталинскую Трудовую Партию/Toufan, обитающую в Германии) и веса особого в обществе не имеют, но в преддверии выборов многие из них как по команде начали голосить о поддержке “антиимпериалистического курса страны” через походы на выборы, вызвав бурю негатива и иронии у оппозиционных левых.

В общем, вся иранская левая, какой бы умеренной или радикальной она не была, - начиная от условно левых Исламских ассамблей Ирана или Федеративного демократического движения Азербайджана, заканчивая маоистами из карликовой Компартии Ирана (м/л/м) или Партией Свободной Жизни (местного филиала Рабочей Партии Курдистана), - на удивление выступила единым фронтом, поддержав стихийное безразличие масс к политическому спектаклю под названием “выборы в Меджлис”. Учитывая так же, что бойкот был избран в качестве основной тактики и правой оппозицией, все это вкупе дало впечатляющие результаты: на мартовских выборах была зафиксирована самая низкая за всю историю Исламской республики явка: по официальным данным проголосовал  41% избирателей (при этом около 8% бюллетеней оказались испорченными). С учетом того, что в Иране существует спасительная практика принуждения к голосованию всевозможных бюджетников и силовиков (видимо, именно эти насильно пригнанные к урнам избиратели, которые отказаться от участия не могут, и попортили бюллетени), ситуация для властвующих мужей, которые ранее гордились своей особой исламской демократией, активностью населения и часто использовали религиозно-идеологические тейки о “борьбе с тиранией”, складывается не очень изящно. 

Посему, как левая, так и правая оппозиция восприняла подобные результаты со значительной долей энтузиазма, усмотрев в массовом отказе от голосования еще один шаг на пути изоляции госаппарата от народа, именем которого этот аппарат прикрывается. Потому как бóльшего в данном случае достигнуть и нельзя было.

Про парламентский путь.

Известно, как ортодоксальные марксисты ненавидят демонизированного Хрущева, который ввел в Третью программу КПСС тейк о возможности “превращения парламента из орудия, служащего классовым интересам буржуазии, в орудие, служащему трудовому народу”. Якобы этот постулат проложил путь гибельному еврокоммунизму с его акцентом на “мирное завоевание власти” через выборы, легализм и коалиционные маневры с непролетарскими партиями. Забывается правда, что Третья программа предусматривала парламентские/мирные формы завоевания власти наряду с внепарламентскими и насильственными, указывая что их комбинирование зависит от “конкретных исторических условий” той или иной страны.

Но вообще, первыми из коммунистов кто официально заявил о возможности установления “диктатуры пролетариата” в её новой форме "народной демократии" через “превращение парламента в орган волеизъявления подавляющей части народа” (а не через насильственное установление “советской власти” и “слом старой машины государства”) были конечно же не Хрущев с Куусиненом (автором многих новаций Третьей программы). Это сделали руководители Коммунистической Партии Великобритании, выпустив в 1951 году программу “Британский путь к социализму”, которая даже была опубликована в теоретическом журнале КПСС “Большевик”. Причем рецензентом, одобрившим “ревизионистскую” (с точки зрения ортодоксальных марксистов-ленинцев) программу выступил никто иной как Иосиф Сталин, давший Гарри Поллиту (генсеку КПВ) ряд ценных указаний.

Британская программа даёт понимание того, при каких условиях парламент может быть превращен в “демократический орган господства народа”, обеспечивающий переход от капитализма к социализму: только и исключительно при наличии массового и хорошо организованного народного движения с ядром в виде рабочего класса (по умолчанию подразумевается, что этим ядром рулят коммунисты), которое способно 

А) собственно осуществить и защитить политическое завоевание парламента;

Б) осуществлять перманентное давление на исполнительные органы “старого” государства, заставляя исполнять принятые парламентом законы и программы, заменяя тех, кто это делать не хочет;

В) организовать подавление имущих элит, которые безо всякой радости воспримут установление такого народного правительства и будут сопротивляться его решениям и реформам всеми доступными средствами.

Короче говоря, согласно “Британскому пути к социализму”, при наличии мощного организованного движения рабочих, сельских тружеников, средних слоев, интеллигенции и т.д. можно не только завоевать парламент вполне демократическим путем, но и гарантировать исполнение принятой парламентом революционной программы. Причем, даже формально сохраняя монархию и некоторые её институты (британскими коммунистами предусматривалось лишь отстранение короля и Палаты лордов от политико-экономических решений).

Вот такая выходила “народная демократия”, aka новая форма диктатуры пролетариата. С демократическим парламентом, многопартийностью, демократизацией Британского Содружества и зиц-председателем Фунтом королем-комсомольцем во главе (как это было в Румынии некоторое время).

В вакууме/в теории схема выглядит убедительно, но в реале “народная демократия” работала только в освобожденных странах послевоенной Восточной Европы, испытывающих колоссальное влияние Советского Союза, в том числе - и в деле организации выборов (откуда и родилась шутка о том, что коммунисты побеждают только на тех выборах, которые сами же и проводят). В странах, где СССР такого влияния не имел (например, в послевоенной Италии или Франции с их миллионными авторитетнейшими компартиями), курс на мирное завоевание власти демократическим путем мгновенно выродился в приснопамятный ждановский “парламентский кретинизм”. С последовательным разоружением масс (в прямом и переносном смысле слова), позорным политиканством (“резиновой диалектикой”) и потерей идеологического “лица” коммунистами, которые теперь если и отличались от социал-демократов, то только в худшую сторону.

Вообще, таиландские генералы-гориллы еще во времена Корейской войны (куда Таиланд солдат тоже посылал на помощь американцам) сформировали образ малочисленных левых интеллектуалов и коммунистов, выступавших с антивоенными лозунгами как ничтожных, слабых и женоподобных сморкачей-пацифистов, пляшущих под дудку вьетнамцев и китайцев (исконных врагов Великого Таиланда) и поэтому не достойных того, чтобы считаться частью “тайского мира” (khwam pen thai - одна из основополагающих концепций современного таиландского государства с 30-х годов 20 века). Подобная пропаганда имела эффект необычайный: в то время, как в 50-е почти вся ЮВА, - от Филиппин до Бирмы, - полыхала огнем коммунистических мятежей, Таиланд оставался тихой заводью, где “чуждый тайскому духу” коммунизм находил очень мало последователей за пределами китайской или вьетнамской общин. 

До каких-то пор все это работало на ура, но волна студенческих революций 68-69 докатилась и до сюда: пошел рост левацких волнений среди выросшего городского студенчества, в чем, опять же, как и в Эфиопии, большую роль сыграли волонтеры американского “Корпуса Мира”. Именно они накидывали горизонтальные связи между университетами (изначально студенты разных универов друг друга не любили), подгоняли эксклюзивные политические книжки и вывозили молодых горожан на “сельские каникулы”, демонстрируя ошалевшим учащимся исключительный уровень нищеты и бесправия, в котором проживало большинство населения существовавшей только на страницах газет “Великой процветающей Родины”. Непосредственно под влиянием американцев был создан и Национальный Студенческий Центр, который достаточно быстро утратил свой первоначальный аполитичный дух, потому что в руководство постепенно начали пролезать какие-то радикальные демократы и социалисты, недовольные капитализмом, монархией, военной диктатурой и проамериканским курсом страны.

Закончилось все это дело студенческим восстанием 6-15 октября 1973, в которое НСЦ сумел вовлечь еще и массы рабочих и обывателей. Перепугавшийся король сдуру отправил в отставку военное правительство; началась короткая эпоха “демократической весны”.

Вследствии либерализации как на дрожжах стали появляться партии и организации левого толка. В качестве ответной меры, под надзором не утративших влияния армии и спецслужб тогда же были образованы мощные структуры “истинных патриотов Таиланда” - “Деревенские скауты” и “Красные гауры” (гаур - разновидность быка). Если первые состояли преимущественно из зажиточных селян и их обслуги, то вторые объединяли в основном городскую люмпенизированную молодежь, которой руководили ветераны войн в Корее, Вьетнаме и Лаосе, патологически ненавидевшие “коммунистов”. 

А пропагандистский образ “коммуниста” был, как уже сказано выше, крайне неприятен. Антипатриот (потому что мечтает сдать страну Китаю и Вьетнаму), трус и гнилой пацифист (потому что выступает против героической войны в Индокитае), слуга “фарангов” (т.е. белых, ибо тащит в Таиланд выдуманные на Западе концепции социализма), склонный к гомосексуализму и моральному разложению (без этого никак), короче, вообще не человек. Стало быть, градус правого насилия против левых начал возрастать как в больших городах, так и в провинции (куда поначалу довольно массово отправлялись молодые “эмиссары демократии”, провоцируя мятежи мелких фермеров).

Ситуация еще более усугубилась в 1975 году, когда упали марионеточные режимы в Южном Вьетнаме, Лаосе и Камбодже. Поток беженцев из этих стран, несущих с собой заряд ненависти к “коммунизму”, вызвал мощный всплеск правых настроений в обществе. А начавшаяся еще в 1965 партизанская борьба Компартии Таиланда на северо-востоке страны, - шедшая ни шатко ни валко, но стабильно, - в условиях торжества коммунистов в соседних государствах, доводила таиландский истеблишмент до настоящей паники, которую также старались поддерживать и американские партнеры, огорченные падением своих “карточных домиков” в Индокитае.

И, как будто этого было мало, после 1973 года партизаны различных фракций сражающейся Компартии Малайзии превратили южный Таиланд в свою тыловую базу, своеобразное “дикое поле”, где королевское правительство уже никто ни во что не ставил.

Для того, чтобы предотвратить переход Таиланда в руки инфернальных “красных”, военными с разрешения короля было решено вернуть власть в свои руки. И для этого, перво-наперво, необходимо было расправиться с разросшимся мятежным студенчеством, которое в Таиланде представляло собой авангард социалистического движения.

Таким образом, 6 октября 1976 года группы полицейских, “Деревенских скаутов”, “Красных гауров” и воинственных буддистов атаковали кампус университета Таммасат, который был оккупирован студентами, протестовавшими против возвращения в страну бывшего диктатора Танома Киттикачорна. Всему этому предшествовали двухмесячные социальные волнения в Бангкоке, сопровождавшиеся столкновениями между левыми и ультраправыми, поэтому акцию устрашения против студентов военные решили совместить с новым переворотом против демократии, якобы порождающей одни сплошные беспорядки.

Сначала кампус был хорошенечко обстрелян с применением даже пулеметов и гранатометов, а затем внутрь ворвались толпы бушующих патриотов, намеренных разделаться с молодчиками, не уважающими ни короля, ни бога, ни законы человеческие. Учитывая настрой толпы, даже удивительно, что убили всего 46 человек (по официальным данным; неофициально - около ста); кое-кого сожгли заживо, кое-кого повесили, а кое-кого просто забили насмерть и уж потом сожгли или истыкали ножами. В конце-концов, полиция угомонила патриотов и оставшиеся студенты были разложены на футбольном поле в одном нижнем белье, а потом и арестованы.

Параллельно генералы под предлогом предотвращения подготовленного “коммунистическим Вьетнамом” заговора против отчизны осуществили переворот, вернувшись к военно-бюрократическому правлению, продержавшемуся в неприкосновенности до 1988 года. Ну и, само собою, по городам прокатилась волна репрессий и гонений против левых и радикальных демократов. Многие из которых, бежав в провинцию, вынуждены были присоединиться к Компартии Таиланда, развивавшей “народную затяжную войну” в джунглях северо-запада. 

Там тоже своя специфика была, связанная с конфликтом меж прокитайской и провьетнамской фракциями, кирпичным догматизмом вождей, отсутствием возможности “переварить” такое количество новобранцев и т.д. Так что уже к 1980 году вооруженная борьба КПТ стала затухать, а к 1982 и вовсе сошла на нет.

Вот так вот мудрые таиландские генералы, накачав общество совершенно безумными обвинениями против левых, скрутили даже ту плохенькую демократию, которая была установлена в 1973. Отрадно, что и по сей день наследники тех же самых генералов продолжают усиленно бороться против всяких попыток масс потеснить их (а так же любимого короля) с политической сцены, прибегая к тем же самым методам, опробированным еще во времена Корейской войны. Нравы теперь конечно не те что раньше, головы уже не отрезают и на деревьях не вешают (по крайне мере, не часто), но наращивать тупой фанатизм толпы через ежедневные мощные дозы великодержавно-монархической пропаганды и насаждать ненависть к демократам с помощью обвинений в “антипатриотизме” и “моральном разложении”, генералы не разучились. И сколачивать огромные подконтрольные группы добровольцев, занимающихся разоблачением и наказанием тех, кто “ненавидит родину” (типа “Организации по чистке от социального мусора” или “кибер-скаутов”), они тоже могут. Что, собственно, и было продемонстрировано во время политических кризисов последнего десятилетия (особенно в 2013-14 гг., после чего в Таиланде была установлена военная хунта, но не такая как вна Украине, а настоящая), в ходе которых защитники родины и короля отбивали атаки (в прямом и переносном смысле) со стороны масс “ненавидящих нацию” (chung-chart) демократов-”краснорубашечников”. Которые, кстати говоря, как движение зародились в тех же самых северо-западных провинциях, считавшихся в 60-80-е главным оплотом тайских коммунистических партизан.

В связи с трагическими событиями и раскручиванием в обществе (и в левой среде в том числе) кровожадных погромных настроений, можно указать на то, как с “черными запрещенными” обращаются курды.

Нет на Ближнем Востоке общин, пострадавших от деятельности “черных” больше, чем курды/езиды/ассирийцы, которых сторонники халифата намеревались уничтожить просто тотально. Связано это было видимо с тем, что эти народы придерживаются, помимо ислама, собственных доисламских традиций, которые радикалами интерпретируются как ширк - многобожие и неверие, - единственным наказанием за который является смерть.

Соответственно, никакой пощады от исламистов курдам/езидам/ассирийцам ждать не приходилось, да её и не было: “черные” резали “мушриков” (приверженцев ширка) массово и жестоко, по всем правилам геноцида.

Естественно, курды перешли к самообороне, которая впоследствии переросла в контрнаступление (при поддержке сил международной коалиции) и увенчалось захватом и сильным разрушением осенью 2017 года Эр-Ракки, столицы самопровозглашенного халифата. Позднее была еще битва за Дейр-эз-Зор, ну а далее война с “черными” продолжалась, но интенсивность была уже не та.

Короче говоря, у курдов не было вообще никаких причин испытывать жалость к террористам, многие из которых вообще прибыли в Сирию из других стран. Логично было бы предположить, что ответом на террор должен был стать типичный для востока “контртеррор” против “черных” и членов их семей. Так конечно же стихийно и происходило много где, но официальная позиция автономной администрации Рожавы была иная.

Дело в том, что в рамках относительно мирного перехода власти в Сирийском Курдистане в руки курдского Верховного Комитета (в условиях гражданской войны баасистская администрация просто покинула регион) в 2011-12 гг. новой автономной властью, в которой ведущую роль играл левый Демократический Союз, была осуществлена реструктуризация судебной и правоохранительной системы. Тема эта довольно обширная, но если в двух словах: руководствуясь оригинальными идеями заключенного вождя Рабочей Партии Курдистана Абдуллы Оджалана, курды вознамерились дебюрократизировать и демократизировать старую сирийскую систему, спустив значительную часть её полномочий вниз, в руки избираемых на местах советов разного уровня.

Само собой, смертная казнь была отменена (вместо неё вводилось заключение сроком на 20 лет), а вообще главной целью этой новой системы “народного правосудия” было заявлено не наказание и месть, а “восстановление социального мира” - т.е. максимально возможный отход от репрессивной практики. Такой вот странный гуманизм, призванный стабилизировать общество в условиях бушующей вокруг гражданской войны всех против всех. 

Казалось бы, жестокое столкновение с “черными запрещенными” должно было скорректировать этот гуманный курс. Но, в отличие от большевиков (которые, как мы помним, сначала торжественно отменили смертную казнь, ввели крайне либеральный УК и вообще разогнали всю старую систему обеспечения безопасности, но потом, в условиях гражданки и дальнейшего “строительства социализма в отдельно взятой”, постепенно вернулись к централизованной и все более разрастающейся репрессивной практике), курдская автономная администрация формально осталась верной принципу “месть - это для слабых”.

Формально, потому что фактически проверить насколько слова, например, о категорическом неприятии пыток, соответствуют реальным делам, не представляется возможным. Что касается смертной казни, то тут ситуация яснее, т.к. тюрьмы Рожавы буквально переполнены “черными”, которых непонятно куда девать. 

Дело в том, что значительная часть арестованных не являются гражданами Сирии, поэтому автономная администрация поначалу уповала на экстрадицию этих людей на родину для дальнейшего судебного разбирательства. Но тут вышел казус: иностранные державы вообще не хотят принимать назад своих собственных подданных-исламистов, а некоторые (как Великобритания) и вовсе лишили гражданства арестованных, ловко сбросив ответственность за юридическое осмысление их действий на плечи нищих курдов.

А экстрадицию в Ирак, откуда происходит большинство иностранцев, курды тормозят, т.к. иракское правительство без разговоров казнит всех выданных Рожавой “черных”, что саму автономную администрацию конечно не устраивает по идеологическим причинам.

Что касается призывов к проведению международного трибунала над запрещенным ИГИЛ, в рамках которого курды могли бы передать правосудию большинство задержанных, то такой суд на самом деле особо не интересен никому из участников борьбы против “черных” (в основном потому, что тогда пришлось бы признать юридический статус непризнанной автономной администрации Рожавы).

Таким образом, курды становятся жертвами своего собственного гуманизма (и геополитической борьбы великих держав). Не имея ни судебно-медицинских лабораторий, ни оснащенной криминальной экспертизы, ни мест для содержания осужденных, ни даже надежной защиты для избираемых судей, прокуроров и обвинителей (которые подвергаются нападениям со стороны исламистов до сих пор), они тем не менее предают суду (нелегитимному ни с точки зрения международного сообщества, ни с точки зрения Сирии, частью которой является Рожава) хотя бы “своих” сирийских “черных”. Как заявляется, процессы проводятся открыто и весьма унизительно для исламских фанатиков, т.к. благодаря системе обязательных квот, в состав судебной коллегии непременно входят женщины, которые, с точки зрения “черных”, права не имеют даже смотреть в глаза незнакомым мужчинам.

С недавнего времени идет подготовка к процессам и над тысячами иностранных боевиков, которые совершенно не интересуют международных партнеров, кричащих со всех углов о необходимости борьбы с международным терроризмом. Партнеры слили в Сирию своих буйных граждан и более знать о них не хотят. 

Дополнительным фактором риска становятся члены семей “черных”-иностранцев, скученных в знаменитом лагере аль-Холь: спецслужбы иностранных держав отказываются забирать из лагерей жен и детей арестованных и убитых террористов, нищая курдская администрация не знает что делать с этими людьми, живущими в условиях гуманитарной катастрофы, поэтому лагерь постепенно превращается в инкубатор новых озлобленных на жизнь фанатиков-исламистов, которые рано или поздно станут горючим материалом для нового витка “джихада”.

Короче говоря, с точки зрения чистого прагматизма курдам сподручнее было бы расстрелять всю эту массу арестованных фанатиков вместе со всеми их женами и детьми, дабы сбросить с плеч колоссальное экономическое давление и предотвратить проблемы в будущем. Учитывая, насколько сильно пострадало курдское сообщество от действий “черных” (а так же общую ближневосточную традицию геноцидарной практики), особенных протестов у населения такое решение не вызовет. Тем не менее, автономная администрация продолжает принципиально держаться “непрактичного” гуманизма, пытаясь (хотя бы формально) защитить собственную “демократическую парадигму”, отличную от заложенного издревле закона “глаз за глаз”, по которому живет Ближний Восток и от которого весь мир, как говорил Махатма Ганди, скоро ослепнет.

Почему это происходит, большой вопрос. Идеалисты (да и сама автономная администрация) указывают именно на идейную принципиальность, толкуя о движении к новому справедливому обществу, перевоспитании масс через практику и отходу от устаревших античеловеческих устоев, которые сами по себе служат воспроизводству системы, порождающую ненависть между людьми и укрепляющую капиталистическую парадигму борьбы всех против всех.

Циничные реалисты указывают на поддержку Рожавы со стороны Соединенных Штатов (социал-либеральных секторов Демпартии), которая обеспечена исключительно наличием у курдов идейного архидемократического фасада и утратив этот фасад курды мгновенно лишатся и этой поддержки, благодаря которой Рожава еще не уничтожена совместными усилиями Сирии и Турции. 

Вероятно, истина лежит где-то посередине. Но, в любом случае, дико пострадав от террора “черных”,  тяготясь содержанием осужденных, принципиально выступая против исламизма как такового и имея все возможности устроить поверженным “черным” кровавую баню в назидание остальным, курды пытаются избежать погружения в пучину тотальной злобной мести всем и каждому, которая по их мнению ведет лишь к еще бóльшему одичанию масс, а следовательно - к еще бóльшим трудностям в построении справедливого общества, остов которого они пытаются воздвигнуть на северо-востоке Сирии. 

В связи с некоторым прогреванием балканской темы, - речь о пространных заявлениях нынешнего сербского президента Вучича о нависшей над жизненными интересами Сербии и Республики Сербской (эта которая в Боснии) опасности, - вспомнилось о нашем с сербами духовном родстве.

Руси и срби действительно очень похожи своей исторической судьбой. СССР возник на руинах огромной феодальной империи, собрав в итоге почти все её осколки вокруг твердого ядра в лице русских, которые переживают теперь мучительный ресентимент по утраченному величию и подвергаются нападкам со стороны бывших братских народов, не желающих более исполнять роли “младших братьев”. 

С сербами произошло ровно то же самое. Социалистическая Югославия строилась на руинах и в границах точно такого же полуфеодального Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев, раздираемого внутренними национальными противоречиями, которые социализм (как и в СССР) сумел лишь на время подморозить, но не ликвидировать. И хотя во главе ФНРЮ (позднее - СФРЮ) стоял полусловенец-полухорват Иосип Броз Тито, ядром этого гособразования выступали сербы.

А когда, после смерти харизматика Иосипа Броз, пошел процесс разложения югославского государства, сопровождавшийся ростом местного национализма, сербы ответили на это всплеском собственного державного национализма, украшенного “розовым” оттенком “югославизма” (нечто весьма похожее на наш реваншистский “красно-коричневый синтез” 90-х в духе НБП, восставший из пепла ныне).

Уже в период 1987-90 внутри Союза Коммунистов Сербии началось “критическое переосмысление” былых идеалов, наиболее ярко выразившееся в ренессансе патриотического ”Косовского культа”, который во времена Тито был основательно и целенаправленно подзабыт дабы не создавать лишнего напряжения между христианской и мусульманской частями населения. Теперь, когда Югославия катилась в пропасть, это было уже ни к чему, а старым партийным элитам в условиях крушения коммунизма требовалось новая идейная база, способная сплотить вокруг себя остатки федерации. Таким цементом новой Югославии стал сербский национализм, активно используемый председателем СКС Слободаном Милошевичем как в 87-89 гг., так и на всем протяжении своего президентского правления.

И хотя формально СКС осудил знаменитый Меморандум Сербской Академии наук и искусств 1986 года (содержавший в себе тейки о выдуманных коммунистами нациях, типа черногорцев и македонцев, о разделении коммунистами единого сербского народа искусственными границами, об “исторической” необходимости доминирования сербов на Балканах и т.д.), фактически дискурс проснувшегося сербского великодержавия со всеми его проявлениями (вроде реабилитации четников, апелляции к средневековому наследию Великой Сербии и ненавистью к мусульманам) стал одной из основ режима Милошевича. А правонационалистические организации, типа Радикальной Партии Шешеля, Сербского Национального Обновления Йовича или Партии Сербского Единства Ражнатовича-Аркана в общем были надежными опорами правящей Социалистической Партии (переименованного Союза Коммунистов Сербии), прославившись созданием парамилитаристских отрядов для борьбы с босняками, хорватами и косоварами.

Другой идейной основой режима Милошевича был “коммунизм”, который выражался в жесткой риторике против антисербского национализма окраин (ака фашизма), в проклятиях по адресу буржуазной демократии и западного капитализма, в болтовне о вреде либеральных экономических реформ, якобы несущих вред “югославскому рабочему классу” (хотя именно белградская номенклатура в 89 инициировала Программу экономических реформ, поставившую крест на югославском “самоуправляемом социализме”),  а после начала гражданской войны, в которой Германия открыто поддерживала хорватов, а США босняков-мусульман и косоваров, - и в очень яростном антизападничестве, которое многие иностранные коммунисты (те, что еще остались на плаву в 90-е) интерпретировали как антиимпериализм. 

Между тем, формальный повод к крушению федерации и гражданской войне дал сам Милошевич, громко заявлявший о необходимости спасения расползающейся Югославии. Используя мощное “национал-коммунистическое” народное движение сербов, которое сам же СКС и спровоцировал, Милошевич в конце 88/начале 89 лишил конституционного статуса автономии Воеводину, Черногорию и Косово (где местный антисербский национализм, как ни странно, изначально зиждился на принципах марксизма-ленинизма-антиревизионизма), что положило начало волнениям в других федеративных республиках, окончательному крушению Союза Коммунистов Югославии и падению страны в бездну межнациональных столкновений, увенчавшихся гражданской войной, в которой одни (хорваты, словенцы, босняки и косовары) боролись против “великодержавного сербского шовинизма” и за право на самоопределение, а другие (сербы) - сначала за “защиту общей родины” от фашистов и западных наймитов, а позднее - за выживание сербского народа и объединение его в рамках одной страны.

Естественно, длительная межнациональная война вокруг вопроса государственных границ, религии и “исторических территорий”, напоминающая по своему характеру постколониальные конфликты между новыми государствами в Африке или на Ближнем Востоке, не принесла балканским народам вообще ничего, кроме одичания и укрепления взаимной ненависти. Стремление к этнической/культурной однородности, к обособлению от неких “исторических врагов”, к возвращению “священных земель предков”, к отмщению старых обид и возвращению былого величия, в таком мультикультурном регионе не могли не создать очага перманентной напряженности, который обречен тлеть еще очень долго. Ибо победа одной из воюющих сторон неизбежно порождает у проигравших потребность в реванше.

Современная Сербия в этом плане напоминает Россию. Переходный псевдокоммунистический “национал-югославизм” эпохи Милошевича (ярким сторонником которого был, например, генерал Ратко Младич) со сменой поколений логично и окончательно отступил перед классическим великодержавным сербским национализмом: с обвинениями в сторону коммунистов, придумавших не существовавшие никогда нации (как оригинально) и тем самым нарушивших единство сербского народа, с демонизацией и ненавистью по отношению к многочисленным врагам (мусульманам, косоварам, хорватам, черногорцам, македонцам, болгарам, короче, ко всем, кроме русских), с возвышением воинственного сербского православия, с самовиктимизацией (выставлением себя жертвой) и историческим реваншизмом.

Несомненно, этот националистический дискурс во многом является защитной реакцией на реальные проблемы сербских меньшинств в Боснии и Косово, на болезненное отделение Черногории, на рост автономизма в Воеводине; точно так же, как сербский “национал-коммунизм” Милошевича стал ответом на антисербский национализм словенцев, хорватов, босняков и косоваров. Беда только в том, что этот логически понятный “реактивный” (в смысле ответный) национализм вместо разрешения тех проблем, которые его породили, способен еще больше их углубить и обострить (что собственно и произошло в рамках “спасения” Югославии Милошевичем). Учитывая также то, что активную роль в травле Сербии (как ранее и Югославии) играют различные внешние акторы, можно не сомневаться, что рано или поздно весь этот комплекс противоречий выльется в очередную резню под громкими и даже формально справедливыми лозунгами с обеих сторон. Резню, в которой в очередной раз проиграют все участвующие (за исключением, может быть, только зарубежных “помощников”) и которая закончится лишь передышкой перед следующей резней.

А ведь вчера была днюха Ларентия Палыча Берия, “самого оболганного сталинского наркома”, как об этом любят говорить упорные марксисты-ленинцы. То, что он был оболган теми, кто его судил и казнил, сомнению не поддается. Сомнительно то, что именинник безвинно пострадал за свою преданность идеям Маркса/Энгельса/Ленина/Сталина, которые он, по мнению некоторых марксистов-ленинцев, защищал до последнего вздоха. Якобы, именно с намерением бесстрашно продолжать победоносный сталинский курс и был связан его арест, инициированный тайно пробравшимся в партию троцкистским интриганом Хрущевым, задумавшим развалить великий и могучий СССР, успехи которого заставляли кусать локти проклятых империалистов. 

Все это, как обычно, городская легенда, в которой верующие коммунисты нашли удобное оправдание всех последующих бедствий и неприятностей, приведших к крушению Советского Союза. Это все враги сделали, негодяи. Останься Берия в живых - вот тогда бы история по другому пошла. 

С этим и не поспоришь. Потому что в реальности товарищ Берия, - несмотря на свой одиозный имидж беспощадного карателя-технократа эпохи позднего Сталина, - был человеком трезво мыслящим. Который сразу же после смерти Иосифа Виссарионовича смело и дерзновенно принялся ломать стагнирующую систему, выстроенную вождем народов. 

“100 дней Берия” не оставили после себя множества документов, по которым можно было бы судить о глобальных намерениях этого зловещего опричника, одномоментно превратившегося в последовательного “либерала”, но то, что успел Лаврентий Палыч натворить, однозначно указывает на его стремление к радикальной системной перестройке, перспективы которой видимо повергли в ужас постсталинскую партийную верхушку. Решившую, в целях сохранения самой себя, успокоить этого энтузиаста простым советским расстрелом по придуманным обвинениям.

Как настоящий кавказец, Берия не собирался буксовать, выдерживая траур по усопшему, и уже в марте 1953 (спустя 2 недели после похорон Сталина) он отдает приказы о пересмотре легендарных судебных дел против “врагов народа” (врачи, сионистский заговор, артиллеристы, авиаторы, мегрелы), а в апреле выкатывает на суд ЦК документы по “делу врачей”, которые указывали на фальсифицированный характер процесса и личное участие в этом Иосифа Виссарионовича. 

Дальше был приказ о запрете пыток, которых, как известно, в Советском Союзе и не было никогда, и начало мероприятий по передаче огромного лагерного индустриального комплекса (le Goulag) из-под крыла его “собственного” МВД в Минюст. Прекрасно знавший как работает “исправительно-трудовая система”, насколько она неэффективна и убыточна для страны, Берия был первым, кто начал разгон разросшегося за счет неустанной борьбы с предателями и вредителями Гулага; первым, кто указал на необходимость освобождения из лагерей более чем миллиона граждан СССР. 

Опять же, осознавая масштаб проблем, связанных с националистическим подпольем на “новых территориях” (Западная Украина, Западная Белоруссия, Молдова и Прибалтика) и в целом понимая невозможность их решения одними только силовыми методами, Берия в мае-июне 1953 подготовил ряд записок в ЦК, критикующих как национальную (агрессивную русификацию и недоверие к местным кадрам), так и репрессивную политику советской власти, предложив значительно смягчить подход в этих вопросах. Впоследствии, после ареста Берии, все эти инициативы были перечеркнуты как “способствующие росту буржуазно-националистических элементов”.

Вообще, Берия буквально фонтанировал идеями, направленными на разрядку социального напряжения: прекращение приёма репрессивными органами анонимных доносов, ослабление паспортного контроля, упразднение режимных зон, запрет на украшения по праздникам госучреждений и колонн демонстрантов портретами ныне живущих партийных руководителей…

В международных делах Лаврентий Палыч тоже намеревался навести новый порядок, о чем свидетельствует ругань по адресу руководства Венгерской рабочей партии на встрече 16 июня, во время которой Берия не только осудил широкую репрессивную политику и форсирование индустриализации по сталинским рецептам, но и