Корреспондент спрашивает на улице Москвы прохожего:
-Что вы ожидаете от следующих десяти лет правления нашего президента?
Прохожий отвечает:
-Только хорошее - у нас в стране появится много новых высококвалифицированных строителей, инженеров, врачей и других специалистов, молодых способных учёных, одаренной молодежи, что положительно скажется на развитии наших экономики и общества, мы будем рады им всем - ведь люди это главное.
- Вы ведь москвич? - спрашивает журналист.
- Нет, турист из Тель-Авива.

Поездил по городу и за город, послушал разговоры в электричках и в гостях, встретился со знакомыми, полузнакомыми и случайными людьми.
Тем общения у людей множество, но ни одной из тех, о которых гудит и пишет политический сегмент соцсетей. Разрыв здесь огромный, величиною с Атлантику. Нет ни Украины, ни Приграничья, ни ночных налетов, ни экономики, ни отключений интернета или грядущего очередного наката на мессенджеры, ни даже "нашего всего" - Дональда Фредовича и Аляски. Для кого-то все это табуировано, а кто-то просто забыл и сознательно вытеснил этот сегмент новостей из своей жизни.

Все это можно сравнить с лесными пожарами. Чем ближе к тебе они, тем пристальнее внимание, а если далеко, то они становятся только короткими абзацами текста в новостях.
Похоже, что именно так и воспринимают происходящее многие соотечественники, как нечто стихийное, неизбежное, ни остановить, ни противостоять чему они не смогут. И сам разговор об этом становится бессмысленным. И лучше просто поберечь нервы, а так же, в духе примитивной магии, не говорить о проблеме чтобы не накликать ее на себя.

Причина всего этого не некие неискоренимые душевные зло и бесчувственность, а выученная беспомощность. Рядовой человек твердо верит в то, что он никто, статистический ноль и не может повлиять решительно ни на что - ни на своей улице, ни в стране. И даже намек на то, что и может, и должен влиять - воспринимает, обычно, как персональное оскорбление. Людей десятилетиями убеждали в том, что они беспомощны и надеяться стоит только на Власть, на Царя, а любые попытки самостоятельных действий и давления априори контрпродуктивны, доставят пытающимся только личные проблемы и обратный желаемому эффект. Люди в это поверили, тем более, что так удобно переложить ответственность за свою жизнь на кого-то постороннего. Инфантильность, как национальный символ веры.

Бояться тоже не получается, тем более, что обычный соотечественник и без того до краев переполнен страхами, неврозами и психозами - не замечается это только потому, что давно стало привычным фоном для всех живущих в России. А выйти наружу, на свежий воздух, чтобы сравнить ощущения становится все сложнее.

Так и будет дальше. Никаких нервных и массовых реакций на проблемы и кризисы не последует. А значит не будет смысла и запроса чего-либо исправлять. И территории, охваченные что военными, что коммунальными, что социальными проблемами будут постепенно разрастаться и множиться, расширяясь и соединяясь, пока, в итоге, все это не сольется в один, масштабный и тотальный кризис, увернуться от которого не сможет никто.

Примерно так же в организме с болезнью нервной системы, когда сообщения об осложнениях и воспалениях не доходят в мозг - даже малая ранка, на которую человек не обращает внимания, может усугубиться и привести к гангрене. Но пока нога гнется, то кажется, что все хорошо. Все нормально. Все ништяк - и в конкретном больном организме, и в стране в целом.

Крушение империй, возможно было серьезным облегчением для жизни простых людей.

«В Микенской Греции цари были в среднем на 6 см выше своих крестьянских собратьев (172,5 см по сравнению с 166,1 см). Аналогично, фараоны и их жёны (в выборке из 31 царской мумии) были выше мужчин и женщин в целом среди населения Древнего Египта. После распада этих империй рост мужчин по всему Восточному Средиземноморью начал расти, в то время как рост женщин, который до этого медленно увеличивался, ускорился.

Это удивительная тенденция, обнаруженная даже в, пожалуй, самом известном имперском золотом веке из всех: Римской империи, которая возникла после крушения позднего бронзового века. Когда Рим был разграблен вестготами в 410 году н. э., святой Иероним сокрушался, что «когда яркий свет всего мира был потушен ... весь мир погиб в одном городе ...» Иероним озвучил точку зрения, которая сохранялась на протяжении тысячелетий: падение Рима как эпическая катастрофа и задержка человеческого прогресса. Однако скелеты его подданных рисуют иную картину. До возвышения Рима люди по всему итальянскому полуострову становились выше, но этот процесс резко замедлился во времена империи: граждане были на 8 см ниже , чем могли бы быть, если бы этот предшествующий рост продолжался. Даже во время золотого века Рима те, кто жил за пределами империи, были выше. В образе неповоротливого, мускулистого варвара есть доля правды. После падения скелеты по всей континентальной Европе становятся выше, а кариес зубов и поражения костей уменьшаются.»

Мир воспринимается через восприятие тех, кто рассказывает нам об этом истории. Так 37 год выглядит самым страшным, хотя по количеству горя разрушение крестьянского хозяйства принесло гораздо больше горя.

Алексей Шаляпин